На свете найдётся немало людей, для которых мёртвый враг испускает благовоние и которые в мести находят мускус и янтарь.
Томас Браун
Токаря вырвало кровью.
Он разлепил веки и беспомощно посмотрел по сторонам.
Нина сидела за столом. Перед ней стояла бутылка коньяка «Бисквит», почти полная. В руках девушка держала бутерброд с колбасой. Глядя на зашторенное окно, она неторопливо откусывала от бутерброда небольшими кусочками и запивала коньяком.
– Ни… Нина, – позвал её Токарь. В горле что-то заклокотало, он закашлялся. Изо рта вырвался сгусток тёмной крови.
Нина встрепенулась.
– Ой, милый, ты очнулся! – она быстро запихала в себя остатки бутерброда, – Наканефто, – радостно сказала с набитым ртом. – Ну и беспорядок вы тут устроили, ужаф. Ты только глянь. Ох уж мне эти брутальные альфа-самцы. А убираться, конечно, всегда нам приходится, вашим женщинам.
– Нинок, мне, походу, врач нужен, – Токарь оттянул ворот футболки и посмотрел на свои раны. «Херово, очень херово», – подумал он, глядя на две небольшие дырочки в животе, из которых толчками вытекала кровь.
Он попробовал встать, приподнялся на руках и, застонав, свалился обратно: боль, совершенно невыносимая, пронзила его живот, словно кишки накручивали на раскалённый докрасна стальной вертел.
Нина взволнованно посмотрела на него.
– Боже, я надеюсь, ты не подумал, что я сержусь на тебя за этот бардак, нет?
Забыв о боли, Токарь изумлённо вытаращился на девушку, в надежде, что ему послышалось.
– Что?
– Я говорю, что не сержусь на тебя за то, что вы тут устроили, не думай, будто я какая-то там белоручка, я всё уберу, а ты отдыхай. Впрочем, – она погрустнела, – кому это теперь нужно?
– Какая уборка, Нина? Ты рехнулась?! Чё ты несёшь?.. кхе-кхе… мне к доктору надо, ты не видишь, что ли? Тут, кажись, всё очень плохо.
Нина глотнула коньяк из бутылки, поморщилась и встала из-за стола.
– Вот откуда? Откуда, спрашивается, у Марины может быть дорогой коньяк? Водка там, самогон или простенькое винишко – это я понимаю, но бутылка «Бисквита», – она хохотнула с весёлым изумлением, – это просто чудо, я…
– Ты спятила, что ли?! – собрав последние силы, крикнул Токарь. Его вновь засасывало в чёрную бездну беспамятства. Он встряхнул головой, сплюнул сгусток бордовой пенящейся крови и обессилено откинулся головой на печку.
Нина умолкла. Она смотрела на Токаря глазами обиженного ребёнка, на которого накричали ни за что ни про что суровые родители.
– У тебя крышка поехала? – слабо сказал Токарь. – Я, блять, кровью истекаю. У меня в животе две пули. Я могу кишки свои пальцем потрогать. Что с тобой, твою мать?!
– Я просто подумала, что тебя это тоже обрадует, поднимет настроение, – она поджала губы, стараясь не разреветься от обиды, – ну и ладно, – плюхнулась на диван, щёлкнула пультом от телевизора и, нахмурившись, принялась беспрерывно листать каналы.
Токарь не верил своим глазам.
– Ты чё делаешь? Ты… ты собираешься смотреть телик?
В ответ Нина фыркнула:
– Я с тобой не разговариваю.
«Она не играет, – в полном изумлении понял Токарь, – она действительно не в себе!»
Страх комом застрял в его горле.
– Я прошу прощения, но в нашем ресторане не курят. Потушите, пожалуйста, сигарету.
– Да отдыхай. Мы тут вдвоём. Кому мешаем?
– И всё же. Вам стоит потушить сигарету.
– Те делать больше не хуй? Заказ лучше прими. Две бутылки минералки – любой, холодной, и чё-нить пожрать на твой выбор.
– Простите, но я вынужден позвать…
– Слышь, отъебись, олень, пока я тебе ебасос не разбил! И так башка трещит, ещё и ты меня дрочить будешь?
– Винстон, ну его в жопу. Лучше потуши. За последние шесть лет много чё поменялось. Ща ваще нигде курить нельзя. А у меня нет настроения пиздить охранника.
– Чё за дерьмо?! Ладно, вот. Доволен? Теперь пиздуй за заказом. С ума, блять, сойти можно! На зоне и то свободы больше было. Токарь, есть чё-нить от башки?
– Не-а.
– Отвык я от похмелья. Ладно. Короче, слушай. Ты помнишь Мишку-цыгана?
– Мишку, Мишку… Барыгу этого всесоюзного, что ли?
– Да.
– А то! Хе-хе. Этот гондон в своё время половину Подмосковья героином завалил. Почти все точки его были.
– Угу. Он в прошлом месяце тянул большую «коляску» в лагерь. «Пороха» могло бы хватить для того, чтоб вся зона неделю летела не просыхая.
– Ваша вода. Завтрак будет готов через пару минут.
– Исчезни… Так вот, не знаю, чё там у него произошло – слил кто или сам очка пронёс, только въебался наш Мишка с «порохом» этим. Прям оперку нашему и въебался.
– Это которому? Зорину, что ли?
– Да, братан, ему, родимому. Вот тоже сучонок, хе-хе, как ещё до сих пор сам не сел. Ведь ни хера не боится! Думает, Бога за яйца поймал. В общем, Зорин, долго не думая, такую сумму цыгану заломил, что у бедолаги глаза на лоб полезли. Он давай объяснять Зорину, что нету у него столько денежек, а тот ни на рубль не уступает, говорит: если не хочешь, мол, по-хорошему, то я делу ход даю, и тогда пиздец тебе, «Пабло», десятка – это как минимум… Гл-гл-гл… А-а-а-х… Хорошо. Эй, длинный! Водички повтори.
– А сколько Зорин хотел-то?
