По пустой в это время трассе с ревом пронесся тяжелый грузовик, едва не задавив выскочившую на дорогу кошку. В предрассветной тьме его фары ярко освещали путь, заливая асфальт белым светом. На мгновение впереди мелькнул маленький черный силуэт, и водитель резко вильнул в сторону, пытаясь избежать столкновения. От маневра машину слегка занесло, но водитель сумел справиться с управлением, отчаянно крутя руль и давя на сигнал. Гудок у «Камаза» был очень громким, а в густой тишине раннего утра показался просто оглушительным. Наверняка всю округу перебудил, подумал водитель, выровняв наконец машину, проклятые кошки, вечно бросаются под колеса, видно, и впрямь думают, что у них девять жизней!
Дорога, по которой он ехал, пролегала среди густой лесополосы, хотя ближе к городу все чаще попадались аккуратные двухэтажные домики – дачи богатых людей и загородные дома среднего класса. Все они еще сладко спали в своих кроватях, и только в одном домике уже начался новый день, хотя свет не горел, а занавески на окнах были по-прежнему закрыты. Когда водитель вильнул, пытаясь сохранить кошке жизнь, фары на мгновение осветили темные окна этого дома, выходящие прямо на трассу. Яркий свет, приглушенный шторами, ворвался внутрь, выхватив из темноты сильную женскую фигуру в черной майке на бретельках и таких же черных спортивных шортах. Черные как смоль волосы свисали и закрывали лицо густыми волнистыми прядями, некоторые из которых прилипли, так как лицо было мокрым от пота – девушка отжималась. Крохотные капли заблестели на ее мускулистых руках и плечах, ведь она отжималась совсем не по-женски, без коленок и, тем более, без лавочки. Как в спорте, так и в жизни она не признавала никаких компромиссов.
Вскинув голову на сигнал, девушка подставила лицо под проникающий свет фар, и ее черные глаза ярко блеснули, совсем как у кошки, которую чуть не задавил водитель грузовика. Рев гудка заглушил ее шепот, но через секунду всё смолкло, грузовик выровнялся, и в комнате снова воцарилась темнота, в которой она продолжала шептать, ничуть не сбившись и не потеряв дыхания.
– Шестьдесят один, – выдох, вдох, – шестьдесят два, – снова выдох и вдох, – шестьдесят три.
С каждым счетом ее стройное упругое тело поднималось над полом и опускалось вновь, волосы, собранные сзади резинкой, растрепались и рассыпались по плечам, а часть упала ей на лицо, щекоча нос и мешая смотреть. Но она не остановилась, чтобы поправить прическу – если она что-то начинала, она шла до конца, не обращая внимания на трудности и неудобства. А волосы эти приносили ей немало хлопот, хотя были ее украшением и гордостью. Непокорные, как и нрав их хозяйки, они окружали ее голову пышной волнистой копной, блестящей и черной, как шелк. Мужчины просто сходили от них с ума, и она это прекрасно знала, потому и не обрезала их, хотя порой они ее страшно раздражали. Просто волосы были еще одним ее оружием, а для таких, как она, всякое оружие на счету и им нельзя разбрасываться. И правда, ее роскошные волосы не раз добывали ей пропуск туда, куда попасть было очень сложно.
У каждого своя визитная карточка, любила повторять она самой себе, но профессионал всегда должен быть вооружен разными видами оружия. А она была профессионалом, причем самым первоклассным специалистом своего дела, отнюдь не женского дела. В ее профессии женщины были скорее исключением, подтверждающим правило: опасные игры – мужские игры. Там, где речь шла о борьбе и выживании, слабому и прекрасному полу делать было нечего. Но она не признавала никаких границ и условностей и ненавидела все эти пустые разговоры о разделении труда на женский и мужской, для нее существовал один мир, одна жизнь, в которой женщины и мужчины переплетались и смешивали свои краски.
Это и был настоящий мир людей, которых она презирала и сторонилась. Она давно жила одна, за невидимой стеной, которую построила еще совсем юной девочкой, она перемещалась среди людской массы, но всегда была защищена этим невидимым колпаком, она жила среди них, но они ее не видели и не знали, потому что она так хотела. И, конечно же, она не дружила с людьми, у нее не было ни одного друга, но она в них и не нуждалась, с детства она усвоила одно простое правило: нет на свете лучшего друга, чем ты сам. Да, люди предают и обманывают, завидуют и обижаются, она хорошо это знала, потому что часто работала именно с этими эмоциями. Можно сказать, в большинстве случаев негативные чувства людей и обеспечивали ее работой. Потому-то она так и презирала людей, они были для нее работой и ничем большим, а с работой не дружат и не заводят семью. Да и как она могла думать обо всех этих безликих существах с паспортами по-другому, когда день за днем видела только их темную сторону, только пороки, только недостатки?
