Читатель, ты вижу взялся за мои творенья, это похвально – чтение вострит глаз и ум, и порой иные поначалу и не имея собственной мудрости чтеньем, однако, вскоре вполне обретают оную.
Да и, право, не будь на свете умных книжек – так, пожалуй, человеки давно бы уж уподобились обезьяшкам, кои весь досуг свой тратят лишь на ловлю блошек да вошек или же барашкам, курам да букашкам-таракашкам, чье ежедневное занятье составляют только жеванье да клеванье, меканье да кукареканье и разновидное неосмысленное барахтанье да ползанье по телу планетному.
Нет, положительно, без писательства скоро б и захирел окончательно род человеческий! Да и всякое просвещение и развитие непременно бы в корнях своих прекратились.
Но слава Богу водятся еще на белом свете сочинители вроде Пушкина да Кошкина.
Ну, а знаешь ли ты приятель, кто такой собственно Кошкин? Как тебе неведом Кошкин? Значит ты не знаешь и Пушкина! Потому что Пушкин без Кошкина все равно, что дерево без листвы, пруд без воды или гусар без усов. Пушкин и Кошкин были такие друзья, что и водой, как говорится, не разольешь. Не будь одного так и другой не имел бы, пожалуй, такой изрядной значимости, хотя Кошкин и оставался чаще в тени, то ли по скромности или более по природной своей лености. Но Пушкин, однако, очень уважал и весьма ценил Кошкина за оригинальность мнений, изобретательность и остроту мысли и бывало частенько говаривал:
– Ты Кошкин, конечно, не муза, а скорее представитель мира животного, но не без шармов, чем видно и привлекаешь к нам муз, этих своенравных богинь – покровительниц наук и искусств человечьих. Похоже, что они, как и большинство наших дам любят общество Мосек да кисок. И кто знает, без тебя они быть может и меня бы не посещали столь часто и тогда бы, верно, и весь родник поэзии моей вскоре иссох безвозвратно.
Но Кошкин на такие замечания обычно помалкивал и только лишь щурился да пошевеливал усами и ушами, вероятно, от удовольствия, кому уж похвалы-то неприятны, а особенно Пушкинские.
Правда, некоторые не особенно доверчивые лица все же сомневаются: был ли Кошкин и на самом деле действительной персоной или же лишь выдумкой досужих шелкоперов? Мол, Пушкин-то ничего про него не упоминал! Но, однако, не сам ли Пушкин и сказал собственным стихом своим: «Старик Державин нас заметил…»
Кого это «нас», простите? Пушкин – ведь не царь и множественным числом себя отродясь не именовывал, а то бы ведь, пожалуй, и написал: «Мы памятник воздвигли нам нерукотворный…» Тут уж ясней ясного видно кого это «нас» заметил старик Державин: Пушкина да Кошкина, разумеется! Только Кошкин-то себя не особо афишировал и на публику открыто не выставлялся отчасти по природной скромности, а больше просто из любви к покою. Помечтать, подремать да расслабиться на диванчике ему уж и хорошо.
А что слава? Слава – дым, хотя, говорят, и тешит человека, ну да жизнь-то все одно пообтешет.
Не робей, друг читатель, дерзай, читай! Да не кори сочинителя, коли чем тебе не потрафил, ибо цель всякого писания есть отнюдь не безтолковое развлечение, ведь и без того-то все твари земные довольно развлекаются, но назидание. А сего то в наш вольный фривольный век право уж никто не любит.
Читай, мудрей да назидайся, приятель.
Зри, что на одном лишь собственном своем опыте далеко нынче не уедешь.
Для сего и составил труд сей по семейным хроникам, слухам и прочим преданиям, дабы вдруг не канули в безвестности славные мысли, деяния и явления времен минувших, слуга ваш всепокорнейший и преподносит вам ныне с нижайшим поклоном
Василиус Кошкин младший
Жили были Пушкин да Кошкин: друзья – ну, просто уж – не разлей-вода. Жили и совсем, надо сказать, не тужили, а все как-то так да этак, но впрочем иногда очень даже и ничего.
Если Пушкин в лес, то и Кошкин в лес. Пушкин за стол и Кошкин за стол. Пушкин на реку рыбу ловить и Кошкин туда же. Пушкин по грибы и Кошкин по грибы, словом, куда Пушкин туда и Кошкин, куда Кошкин туда и Пушкин. Просто тебе друзья – не разлей вода.
Раз пошел Пушкин купаться, а Кошкин купаться не любил да и в баню редко ходил, а оближет себя просто с хвоста до головы ему и хорошо. А Пушкин все равно как морж был, его бывало из воды никаким канатом не вытянешь. Если бы не Кошкин, так он бы может и навсегда в воде жить остался. А без Кошкина ему все же как-то не того, вроде как и скучно в царствии-то водном-подводном.
У Пушкина даже костюм был специальный купальный, полосатый такой в клетку. А Кошкин зимой и летом, как говорится, одним цветом – серый в полоску, только на лбу совсем белое пятно, будто при его Кошкина рождении у природы вдруг все краски истратились.
Пушкин поэтому часто и говаривал:
– Ты Кошкин вроде как тигр, только серый.
А Кошкин только мурлыкал себе в усы, не поймешь от удовольствия или сердился. Конечно, летом так все просто очень даже как расчудесно бывало! Хотя и зимой и весной, да и осенью тоже ничего: не больно, правда, чтобы совсем уж отменно, но, однако, ничего – терпимо.