© Ирина Старкова, 2016
© Ирина Старкова, фотографии, 2016
© Екатерина Старкова, иллюстрации, 2016
Иллюстратор обложки Борис Житников
ISBN 978-5-4483-2170-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
А ларчик просто открывался (вступление)
Волшебница протянула ларец и сказала:
– Это тебе.
– Спасибо! – поблагодарила Красавица, принимая подарок. – В нем что-то драгоценное?
– Нет, в нем бесценное. Попробуй угадать, что именно, – Волшебница улыбалась.
– Бесценное? Какой легкий ларчик… Нет, не получается. Твои подарки всегда такие необыкновенные! Что же там?
– Там Счастье. Ты ведь всегда его хотела, да?
– Ах, Счастье! У меня нет слов! Я так рада, так благодарна тебе! Но как же его открыть, этот ларчик? Крышка не поднимается, замка нет.
– Ларец открывается очень просто. Но нужно догадаться, как именно. Это обязательное условие. Только так Счастье всегда будет с тобой.
– А я смогу? – беспокойство послышалось в голосе.
– Конечно, сможешь, даже не сомневайся. Секрет я придумала специально для тебя. Более того, никто другой не сможет догадаться, как именно открывается этот ларец. Обещаю, тебе понравится моя загадка.
…И вот ларец открыт.
В моем детстве у девочек была игра в клады. В приметном месте в земле делалась ямка. На дно ее укладывалось что-нибудь красивое: яркий фантик, фольга, цветочек, необычная пуговка – что фантазия подскажет, что припасено в кармане. Сверху созданная композиция прижималась небольшим стеклышком. В итоге рассованные по детским карманам и мало интересные для взрослых мелочи превращались в замысловатую композицию, несущую необъяснимый смысл. Это и был клад. Сокровище зарывалось. Через какое-то время его нужно было как бы найти и откопать. Делалось это в присутствии подружек или в одиночку. Время откапывания клада тоже интересный момент в игре. Можно было прийти на следующий день и как бы невзначай клад найти (здесь тоже у каждой своя фантазия и целый спектакль). Я никогда не оставляла свой клад зарытым надолго. Только закопав, тут же и раскапывала его. В зрителях нужды чаще всего не было. Просто меняла роли и, раскапывая, смотрела на клад глазами другой девочки. В общем, театр одного актера.
Отрывочные детские воспоминания подобны этим кладам. Прекрасные композиции, когда-то созданные, манят своим таинственным богатством и хотят открыться внимательному взгляду – для восхищения, удивления и понимания.
Наверное, мне было года четыре. Родители работали в одном из сибирских санаториев в живописном месте на берегу реки. Мы жили в большом деревянном доме. На широком дворе росли две старые сосны. Под ними все было усеяно шишками, а между деревьями натянут гамак. Рядом раскинул широко свои ветви куст боярышника. А дальше до самого забора простиралось зеленое море травы.
Однажды летним днем мама лежала на кровати у окна, а я примостилась у нее в ногах. В раме открытого окна пребывала знакомая картина: сосны, гамак и забор за ними. Звуки, запахи – все было родным, любимым. Почему-то я спросила маму, умрет ли она. Ответ был утвердительный. Я спросила: «Умру ли я?». И мама снова сказала: «Да». Второй ответ меня возмутил. Я чувствовала, что не могу объяснить, почему она не права. Не хватало запаса слов и понятий, только протест мощной силой бурлил во мне, не находя словесной формы для выражения. Мама смеялась, что-то говорила об устройстве жизни, и в ее словах чувствовалась тоже могучая сила и уверенность. Теперь-то я знаю: врачи народ особенный. Им ничего не стоит и черепом человека украсить свой кабинет. А тогда я перестала спорить. Чувство, которое обуревало душу, сегодня можно назвать суровым отделением от маминой правды и упорным, бескомпромиссным сохранением собственного знания. Кажется, я сказала маме, что не умру никогда. Так встретились две правды – души и тела.
Позже родителей перевели на работу в город. Недалеко от него в совхозе жили дедушка с бабушкой. Мы часто ездили к ним. Путешествие было недолгое, но сильное по впечатлениям. Сначала автобус – маленький, пузатый, с одной дверью и втрое меньше, чем желающих в нем поместиться, потом поезд, о приходе которого сообщали звуки колокола, затем нужно было немного пройти от станции до совхоза. Летом дорога весело бежала между пшеничными полями, а зимой перед взором путника простиралось бескрайнее сибирское снежное поле. Я ориентировалась в этом пространстве благодаря дороге.
Как-то зимой перед отъездом из деревни погода испортилась, повалил снег. Маме было нужно на работу, и варианты «ехать-не ехать» не рассматривались. Вышли, пошли. В деревне сквозь метель еще были видны дома, а в поле снег и ветер усилились, начался буран. И сколько ни напрягай зрение, кроме снега под ногами и вокруг не было видно больше ничего. Мама шла впереди. Ее синее габардиновое пальто с поднятым лисьим воротником за шаг от меня едва виднелось, ноги проваливались в снег. Я шла по ее следам, широко шагая, чтобы попасть в них. Мама периодически оборачивалась. Говорить было невозможно: ветер и снег не давали. Страха не было, а было упорство и старание преодолеть препятствия. Шаг в шаг и вперед, удерживая перед глазами фигуру мамы. Через какое-то время показались штабели шпал – мы вышли на железнодорожный путь. Повеселели! Пошли по шпалам пути и вскоре рассмотрели сквозь снежное неистовство здание вокзала, вошли в него. Внутри было тепло, неожиданно тихо и надежно. В углу – знакомый бак с питьевой водой и металлическая кружка на цепочке. Немногочисленные пассажиры ожидали своих поездов на лавках.
