Остаток каникул — по настоянию Батлера — они провели в том самом домике в горах, где уже были однажды. Предполагалось, что на сей раз Рон покажет Жозефине окрестности, но в первый же день та подхватила простуду и оставшуюся неделю провалялась в кровати.
— Мне так стыдно… — сказала она на третий день, абсолютно бесстыдно при этом прижимаясь к Рону всем телом.
Батлер сидел рядом со стаканом горячего молока, и когда его обхватили за пояс руки Жозефины, едва не опрокинул его на кровать.
— Жозефина! — он отставил стакан и притянул девушку к себе, чтобы поцеловать в висок.
— Заразишься, — сообщила Жозефина, тем не менее подставляя лицо для новых поцелуев.
Закончив целовать лицо Жозефины, Рон оторвал её от себя и, уложив обратно в постель, склонился над ней.
Жозефина тут же чуть развела бёдра, явно требуя продолжения.
— Уймись, у тебя молоко остывает, — Рон поцеловал её в лоб последний раз и сунул в руку стакан. — Хочу, чтобы ты все-таки выздоровела, и мы успели посмотреть город.
Жозефина вздохнула и принялась медленно, маленькими глоточками вливать в себя горячую жидкость.
— Ты как мой отец, — сказала она через некоторое время, метнув на Батлера мрачный взгляд.
Рон только приподнял бровь, но не шевельнулся, продолжая внимательно наблюдать, как Жозефина пьёт.
— Потому что вам обоим необходимо контролировать всё.
— Наверное нам обоим приходится решать за других, вот и всё.
Жозефина посмотрела на него неожиданно серьёзно.
— А ты не думаешь, что если бы не решал без конца за других, то, может быть, они быстрее научились бы решать за себя?
Уголок губ Батлера дёрнулся вверх и тут же снова замер.
— Жозефина, иногда нет времени на то, чтобы давать людям право подумать и выбрать самим. Как в том случае с поездом. Я до сих пор не знаю, сама ты прыгнула или нет, и разбираться времени не было.
— Тебе просто было всё равно, — фыркнула Жозефина.
— Всё равно? — теперь уже помрачнел Батлер.
— Да, всё равно, хочу я покончить с собой или нет. Ты принял решение — я должна быть с тобой. Чьи-то ещё желания не имели значения.
Рон смотрел на неё неподвижным взглядом, и Жозефина видела, как в глазах его начинает клубиться чёрный туман.
— Прости, — Жозефина вздохнула, залпом допила остатки молока и, наклонившись, прижалась к руке Батлера, положив подбородок ему на плечо.
— Ты и теперь не хочешь?
— Перестань. Я говорю о другом.
Рон промолчал. Он попытался встать, но Жозефина удержала его на месте.
— Посиди со мной.
— Мне надо работать. Раз уж отдыхать не получается.
Жозефина поморщилась и выпустила его руку.
Рон вышел, и пару минут Жозефина честно сидела в одиночестве, а потом, обмотавшись одеялом по уши, подхватила книгу, лежавшую на столе, и побрела к выходу.
Рон обнаружился в гостиной с ноутбуком в руках — видимо, в самом деле пытался работать.
Жозефина забралась на диван с другого конца — так, что пятки уткнулись в бок Батлеру, и, свернувшись калачиком, сунулась носом в книгу.
Читать не получалось — всё время клонило в сон, и она то и дело искоса поглядывала на Батлера, изучая нахмуренные брови и чуть заметные движения кадыка под подбородком.
У Рона, видимо, дело тоже не шло. Прошло минут пятнадцать, не больше, прежде чем он захлопнул ноутбук, отложил его в сторону и повернулся к Жозефине.
— Ты в самом деле хотела покончить с собой? — спросил он.
— Тогда или вообще?
— И тогда, и вообще.
Жозефина закусила губу.
— Вообще — да. Тогда… не знаю, что это было, просто закружилась голова, — она замолчала. — Я тебя тогда не поблагодарила… Но на самом деле я благодарна, Рон. И за это, и за всё. А ведь если бы ты не оказался рядом, у меня не было бы всех тех счастливых дней… вместе с тобой. И Люси… она так и осталась бы в коляске.
Рон будто и не заметил ничего из сказанного.
— А теперь? — спросил он.
— Что теперь?
— Ты всё ещё хочешь покончить с собой? Может, иногда?
Жозефина торопливо покачала головой.
— Зачем мне это? Мне хорошо с тобой. Я тебя люблю. Теперь ты и в это не веришь?
Лицо Батлера едва заметно дёрнулось.
— Иногда я сомневаюсь.
— Но почему, Рон?
Жозефина пересела поближе к нему так, чтобы можно было облокотиться о его плечо.
— Мне твои сомнения причиняют даже больше боли, чем сами ссоры. Неужели ты не понимаешь? Я всё для тебя сделаю.
Рон отвернулся к камину, но, не глядя, поймал Жозефину за талию и прижал вплотную к себе.
— Меня, наверное, не так уж часто любили. Были те, кто хотел моих денег или влияния… В лучшем случае они оказывались верными или благодарными. Но любить…
Жозефина тоже обняла его за пояс и прижалась лицом к его плечу.
— Я не другие.
Рон не ответил. Прождав с полминуты Жозефина отстранилась и, положив руку на щёку Рону, повернула его голову к себе.
— Я не другие, Рон, — повторила она громче и увереннее. — Мне нужен ты.
Рон наклонился к ней и мягко поцеловал, а затем не убрал лицо, а остался сидеть так, прижимаясь лбом ко лбу Жозефины. Глаза были закрыты, и даже так Жозефина заметила, каким расслабленным оно стало.
— Отдохни, Рон. Мы же за этим приехали. Убери этот чёртов ноутбук, и пошли в спальню. Не надо обо мне заботиться, просто поспи… Я сама позабочусь о тебе.
