Сомкнутые веки трепетали, от беспокойного сна глаза метались под тонкой кожей, словно загнанные зверьки. Ей снился сон. Нет, не один сон, а десятки разрозненных осколков. Тело наполнялось жаром, а внутри зарождалось пламя-бутон, но не подобное солнцу, а родственное смерти – чернильно-синее, обжигающее льдом, обращающее жизнь в снежный прах.
Кто-то звал её? Нет, это её срывающийся на хрип, полный отчаяния и ужаса, голос вымаливал у пустоты имена, ближе которых нет никого в мире.
– Отдай! Верни их! Я без них – ничто, они для меня – всё!
Но чёрный туман – плотная завеса безвестности – поглощал её вопли, вбирал в себя, как бездонная вселенская дыра, чтобы назад уже не вернуть.
Подле спящей сидела молодая женщина с золотистыми волосами, с беспокойством наблюдая за нервозным верчением той, – будить ли сновидицу на границе сна и безумия? В спальню вошла другая женщина, в годах, но ещё держащая спину прямо и обладающая настолько пронзительным взглядом черных глаз, что у неподготовленного человека возникло бы неприятное ощущение нервозности и подавленности, осмелься тот скрестить свой взор с ней.
– Она почти готова, – едва окинув беглым взглядом, вынесла вердикт гостья.
– Но она едва держится, Евья, – слабо возразила ей Ирина Я́ншина, та, что сидела подле сновидицы, – я опасаюсь за её душу.
– Поздно страшиться, Ирина, поздно – поезд уже приближается к станции, – сухим, безапелляционным голосом отрезала Евья.
– Она так юна, – жалость переполняла Ирину, – бедняга.
Пожилая Евья, ирангийская шаманка и заклинательница, не торопилась колебать себя сожалениями при виде муки на бледном нежном личике девушки, борящейся со своими снами.
– Осталось недолго. От нас требуется – отстраниться и ждать. Девчонка должна собрать осколки в целое зеркало. Только так она вспомнит своё прошлое и получит себя целой.
Спящая издала болезненный стон. Ирина едва смогла победить порыв – встряхнуть мечущуюся девушку и разорвать оковы мрачного сна. Сон-прозрение, на который решились обе женщины, вытягивал не только силы из спящей, он мог стать темницей разума и души, навсегда приковав к постели бессловесной сломанной куклой. В комнате, хорошенько протопленной и вдобавок окуренной специальными травами, было невыносимо душно, но шаманка строго запретила открывать окна. Капельки пота, проступали на лбу девушки, стекали по вискам, увлажняя волосы и шею, тонкая ночная сорочка настолько промокла, что уже не скрывала девичьи формы. Борьба вошла в финальную стадию.
– Ну же, Зиновия, борись! – тихонько умоляла лежащую подле девушку Ирина. – Вернись, прошу тебя.
– Отойди, – приказала Евья. – Твой голос может сбить её с пути. Дай ей возможность самой выйти из омута, без помощи.
Зажав рот руками, Ирина Яншина порывисто встала, и в несколько шагов пересекла спальню. Она выскочила за дверь и притворила за собой. Только после, отняла ото рта ладони, дав громким судорожным вздохам выйти из груди. По лицу заструились слёзы.
Она парила в невесомости дымчато-чёрного тумана. Вокруг проносились яркие, красочные кусочки-элементы. Они то вились вокруг неё спиралями, то вдруг сбившись в стаю, устраивали круговорот, где она была центром, то устремившись куда-то вверх или вниз, резали темноту стремительными росчерками огненных комет.
Зиновия. Это её имя. Но в нём чего-то не доставало. Она сравнивала это с недосоленным супом, с песней без музыки, со смехом без звука. И тогда её охватила догадка – нужно схватить эти кусочки, поймать каждый. Зачем? Она не знала, но осознание накатило на неё так внезапно, что руки принялись цапать, ловить, хватать каждый кусочек пазла. И как только желаемое попадало в ловкие пальцы, пойманный элемент вспыхивал радужным переливчатым светом и впитывался в кожу. С каждым пойманным кусочком Зиновия полнилась, а тьма, в которой она застряла, постепенно светлела, хотя, поглощенная ловлей, девушка того не замечала. Охота увлекла её целиком.
У неё есть семья. Это знание наполнило Зиновию теплом и счастьем весеннего солнца. Она не одна, не считая Ирины, у неё есть мама и папа, и ещё кто-то, младше её. Ах да! Сестра. Оли, забавная шестилетка и надоеда, но всё же обожаемая старшей сестрой. Коротышка, с молочными, как у Зиновии, волосами, до пояса, с васильковыми глазами.
Вот бы сейчас услышать её стрекочущий голосок, услышать заливистый детский смех, смотреть в бесхитростные глазки…
Но что-то не складывается вновь.
Образ младшей сестры ускользнул, точно его вырвали, грубо отняли. И мама, и папа тоже вытекли из объятий, только что дополнив свою дочь памятью. Лови, Зиновия, лови горящие обломки комет и метеоров, они не обожгут тебя, они заполнят пустоты внутри тебя цветными картинками, сложат тебя заново.
Частичек осталось совсем мало, Зиновия оказалась превосходным ловцом.
Снова наваждение, снова картины прошлого, целого прошлого.
Папа, уполномоченный посол Мириса, с семьёй прибыл в столицу Иранга, Сунтуру, на международный съезд ООД. В широких кругах ООД расшифровывалась как Организация Объединенных Держав, младший брат Организации Объединенных Наций и серый кардинал за её спиной.
