Там, где клубятся облака над синевой морской бескрайней,
Где эху вторит гомон дальний и горизонта нить тонка, —
Там с древних и седых веков Владыка серебробородый,
Взрезая пенистые воды, морским ветрам бросает зов.
И он удел обходит свой со дна пучины, над волнами,
Влекомый пенными крылами к прозрачной дымке золотой:
Туда, где виден край земли, где волны сходятся с рассветом,
Где тянутся за солнцем следом и тают искорки вдали…
Юг, север, запад и восток – везде предел Владыки моря,
Везде его твердыня, воля была на долгий, долгий срок.
Кипела жизнь в пучине вод: помимо рыб и чудищ дивных,
Золотокудрые ундины в волнах водили хоровод.
Они встречали корабли, их с курса уводя украдкой,
Своею песней нежно-сладкой в пучину, к гибели вели…
На берег выходя порой и сидя на прибрежных скалах,
Влекли мужчин младых и старых то песней, то иной игрой —
Не раз блеск золотых волос, их голос нежный и печальный
Влек рыбаков из синей дали на скалы, им погибель нёс.
Но у Владыки синих вод не только дочери прекрасны:
И сыновья – как месяц ясный, опасен людям их народ.
Для них игра – забава, смех, они не знают сожалений
И, уводя в страну забвенья, вновь ищут на земле утех.
Так повелось из века в век, пока на берегах лагуны,
Где прежде лишь сновали шхуны, обосновался человек.
Владыка наблюдал морской в теченье нескольких столетий,
Как строили земные дети прекрасный город молодой.
Как на пустынных островах дома возникли и каналы,
А окружающие скалы навек легли в их остовах.
Был город дивный вознесен на Италийском побережье,
Как дар небес людской надежде и сбывшийся чудесный сон:
Между домами над водой мосты ажурные повисли,
Потоки волн смиряя быстрых, их обрекая на покой.
Затем прекрасные дворцы, великолепнейшие храмы,
Палаццо, где кипели драмы, воздвигли гении творцы.
Венецией народ назвал свое великое творенье,
В котором слезы вдохновенья поющий камень увенчал.
И стал венецианский флот просторы бороздить морские,
Где прежде дикою стихией Владыки зиждился оплот.
И был велик Владыки гнев, не раз обрушивал он бури
На корабли, и ветер буйный бросал людей в пучины зев!
Несчастные в последний миг не успевали помолиться,
Ундин прекраснейшие лица их провожали, смех и крик…
И город не был обойден: вода бурлила по каналам,
Остовные вздымала камни, врываясь вихрем в каждый дом.
Венеция средь бурных вод прощальной прелестью сияла,
Укрыта соляным туманом… Но к небесам воззвал народ!
И возгорелись облака, коснулися креста Сан-Марко —
К пучине гибельной и яркой простерлась Ангела рука!
«Оставь людей, Владыка моря! Венеция войдет в века,
На то дана Господня воля, твоя же власть хоть велика,
Но, знаешь ты, не беспредельна: пучина отдана тебе…
Закон с начала мира первый – Господня слава на земле!
Предстательством Святого Марка здесь вера Господа крепка,
Прекрасней небесам подарка не знали темные века.
А твой народ, морей Владыка, живет без веры и души,
Пресветлого не зная лика, спасения себя лишив.
И, проживая срок свой долгий, они уходят в никуда,
Не сожалея и не помня, тела их – пенная вода…
Владыка, небеса готовы с тобою заключить завет:
Венецию покинут волны, вернется благодати свет,
И ты дашь городу возможность жить дальше, отворишь моря.
Пусть власть твоя не станет тверже, но это будет все не зря:
Народу моря дар чудесный дает отныне сам Господь,
Дар милосердный, благовестный, призревший тление и плоть.
Тот, кто полюбит жизнь земную, спасенье сможет обрести,
И душу воспринять святую, и Господу сказать «прости» —
Ему откроется обитель бессмертных наднебесных тайн,
Где всепрощающий Спаситель ему дарует светлый рай!»
Затихла буря… посредь волн Владыка моря показался,
Вокруг соленый ветер рвался; но, памяти печальной полн,
Пред Ангелом теперь стоял Владыка, что с начала мира
Пред тленом времени бессилен, любимых навсегда терял —
Жен, дочерей и сыновей, ему даривших свет и радость,
Вела безжалостная старость под сень коралловых ветвей.
Потом неотвратимо смерть тела их пеной рассыпала
И берег белым покрывалом спешила празднично одеть.