Той весной пасхальное поздравление от старца Илия опоздало. Стояло обычное весеннее воскресенье, мы с сыном причастились, приехали домой, попили чаю, и непоседа тут же умчался на улицу с мячом под мышкой. Спустя какое-то время мы с домашними тоже вышли во двор, как раз облетал цвет яблони, и хотелось дышать новым временем года. Я, проходя мимо почтового ящика, машинально сунула руку в поисках корреспонденции, и, нащупав тоненький конверт, тут же, не разглядывая, положила его в карман. Внизу, сидя на скамейке посреди торжествующей весны, меня ждали. Соседка, подслеповатая пенсионерка баба Аня ни один рассказ без меня не начинала. А как она умела рассказывать! В ее речах библейские персонажи оживали, совершали эпохальные поступки, пересказывали друг другу сны и видения. Говорила и про свою молодость, которую, по ее выражению, «прошла снохой в чужом доме». Помнила она, как церковь в их селе затапливали, бойкие комсомольцы специально плотину в нужном месте открыли, а вода ринулась совсем в другую сторону – колхозных полей, в церквушку с заколоченными окнами не хотела течь. Не знали разрушители, что когда храм освящается, Господь посылает ангела-хранителя, который находится при нем непрестанно, без разницы, есть стены или нет. Вот если бы духовными очами взглянуть на Русь и посчитать, сколько монастырей, церквей и часовен разрушено, а ангелы их охраняют денно и нощно, и за все, за каждый кирпичик, попросить прощения у Боженьки. Тогда, по словам бабы Ани, Господь бы послал такую благодать, что «одним махом возродилась бы русская деревня, люди бы вспахали заброшенные пашни, и наше государство расцвело бы в радости и изобилии, как при царе». Заслушаешься.
На этой благостной ноте я боковым зрением замечаю, как откуда-то из-за гаражей двое пацанов выносят моего сына. Первая мысль – это игра, мало ли странных игр у нынешних школьников. Впрочем, в пору моего детства и юности тоже, случалось, дурили. Смотрю внимательно на мальчиков, нет, на игру не похоже, лица предельно серьезны и сосредоточенны, даже грустные. А сын, судя по закрытым глазам, стонет от боли.
– Что стоите? Вызывайте «Скорую» быстро! Он весь поломан!
Когда нас везли по городу с мигалкой, я не могла молиться, сил не было. Страх и ужас вырвались только в одно: «Почему?»
А потом, поникшая, я сидела под дверями операционной и вдруг позвонили мама издалека и двоюродный брат. Какая-то невидимая сила сообщила им причину беспокойства, они тут же попросили позвать ребенка, я промямлила, что не могу, он спит…
– Спит? – удивленно переспросили через четыре тысячи километров. Во всех характеристиках сына есть такое слово «гипер-активный». Родные, заподозрив неладное, еще несколько раз поинтересовались, все ли в порядке. Я повторила: все. Не хотелось говорить о постигшем несчастье. Оно выглядело неестественным. Врачи, мигалки, каталки – они из другой жизни, не нашей, а у нас: цветущие яблони, скамейка, усыпанная лепестками…