Читать онлайн полностью бесплатно Лина Сальникова - Вечная переменная

Вечная переменная

Стопка истрепанных писем падает со стола. Один лист цепляется за другой, и каждый – сам по себе. В наших руках они складываются в большую историю и рассыпаются на элементы.

Книга издана в 2019 году.

[Тексты Лины Сальниковой | @tatkalina]

[Фото на обложке Дины Беленко | @dinabelenko]

Остается любовь

Нити солнца ложатся косо на циферблат,

ветер косы плетет занавесочным тонким лентам.


Я храню в себе сонмы историй, дорог, заплат,

мира теплую мирру и пару минут до лета.

Все мы – несколько слов, пыль докуренных сигарет,

поспеши рассказать себя – может быть, кто услышит.


Только если всё лишнее в нас и о нас стереть —

остается любовь. Так устроено чем-то свыше.

Взаимность несовпадений

Это всё, что тебе обязательно знать о людях:

у тебя к ним что-нибудь будет, у них не будет —


и такие несовпадения совершенны,

потому что без них не сбывается притяжений.

Не совпасть бы один в один, и душой, и телом —

потому что так ты словно проходишь стену,

так проходишь насквозь, будто штору косое солнце.

Ничего и ни в ком от такого не остается.

Хоть зазубринка, хоть какая-то непохожесть,

несогласие среди сотни согласных множеств

между вами пусть однажды, но существует.

Только так и можно увидеть себя живую.

Только так и можно услышать в другом живого,

а не эхо, повторенное слово в слово.

Только так не становятся отзвуком, чьей-то тенью.


Обоюдность различий.

Взаимность несовпадений.

Гербарий

Ходишь странной, как будто душа без тела.

По щепотке от мира кладешь в гербарий.


Я о чём-то тебе рассказать хотела,

только громкость мне кто-то теперь убавил.

Замечаешь все шорохи, запах тонкий —

это сердце под листьями бьется сухо.

Столько листьев насыпалось, жизней столько —

только кто-то лишил половины слуха.

Я хотела сказать тебе об огромном,

только громкость мне кто-то теперь убавил.

Запах тонкий по узкой сушеной кромке,

травы судеб, сплетения их, гербарий.

В пожелтевшей сердечной моей коробке —

я хотела сказать, кто-то звук убавил —

я людей, как цветы, оживляю, робко

прикасаясь по памяти к ним губами.

Имя твое

Имя твое бы высечь на сердце загодя —

не страшно тогда и в жизнь, и в другие странствия.


Солнце дрожит в небесных весенних заводях,

и дрожь эта требует чуткости и участия.

Имя твое шифровать бы татуировками —

деревом Тургора, пятой стихией – в памяти.

Солнце сегодня робкое, небо робкое,

тихо дрожат от легкого ветра заводи.


Загодя, вырезать имя на сердце загодя,

чтобы не страшно ни в омут, ни в жизнь, ни в заводи.

Чтоб на изнанке, твердой рукой записано,

пульсировало и вело за дрожащей высью нас.


И в свете счастливого, и среди мрака лютого —

чтоб помнить, как я, несмотря ни на что, люблю тебя.

Она обожает летать

Она обожает летать, но не в этом дело.

Февраль превращается в джунгли: жара и звезды.


Хорошая книга – история совпадений:

читаешь про запах, и запах щекочет ноздри.

Она остывает от города, привыкает

к бескрайней свободе, где больше не давят стены.

И город становится скомканными клочками,

пока льется свет через листья, сливаясь с тенью.

Пока о ней варят кофе и пьют ночами,

скучают, по дому её собирая вещи,

она растворяется в местности, изучает

и чувствует счастье, огромное, человечье.

Хорошая книга – страницы пересечений:

на каждой сердца́, как созвездия, бьются ближе.


Ей боги небесные карту полета чертят,

и гаснет надолго февральский огонь вечерний.


Зажжется, когда она книгу свою допишет.

Ньютоновские яблоки


>Солнце катит ньютоновским яблоком за холмы»,

>оставляя закатные брызги на сводах крыт.


У хороших историй всегда есть приписка «мы», | остальные не стоят ни времени, ни игры.

Это в нас – краснобокие, огненные сердца | созревают к весне, вычисляют по облакам,

с кем истории наши останутся до конца, | а на ком остановятся время или строка.

Мы храним чудаков, одиночек, несущих свет. | Выключаем февраль, если некого в нём жалеть.


>Тот, кто знает закон, успевает взглянуть наверх

>до того, как закат разбивается на земле.

Та, что

Та, что тебя не ждет, выключает звук.

Та, что тебе не нужна, зажигает свет.


Первая – жуткая сказочка наяву.

Вторая же – самая грустная из невест.

У первой твой омерзительно гордый нрав,

во власти второй – вся нежность, что ты искал.

И жизнь твоя – снова и снова – одна игра,

где ты тянешь руки и бьешь себя по рукам.


В одну ты втянулся, как нитка в веретено.

С другой ты, как звенья цепи, насовсем разъят.


Пока ты гадаешь, какая могла быть мной,

и та, и другая всегда – неизбежно я.

Черное сердце

Мое черное сердце с извечной изнанкой солнечной

манит силой любви, обжигает холодной полночью.


Что мне мрак, если в нем и светлое есть, и темное?

Надо только разматывать, видеть, искать укромное.

Надо только, фонарь оставив, идти сквозь марево,

наступать осторожно, доверчиво разговаривать.

И открыто любить больное за едкой горечью.

Всё осветит мне черное сердце с изнанкой солнечной.

Я давно так живу, мне не стоит усилий ощупью

находить то, что спрятано, но показать мне хочешь ты.

Я давно уже знаю, как грубое просит нежности,

как отмечен судьбой тот, кто, нежность вскрывая, режется.

Ничего в этом мраке не страшно и не разрушено —

свет умеет его объяснять и обезоруживать.


И с тех пор ты идешь ко мне, лунный, наполнен полночью.

За моим черным сердцем с извечной изнанкой солнечной.

Море космоса

А глаза её – два кита, рот – шкатулка нот,

то ли музыка, то ли море внутри звенит.


Осень сузит зрачки так, как будто ей всё равно,

жизнь замкнется в себе, будет слушать её в тени.



Другие книги автора Лина Сальникова
Ваши рекомендации