"Справишься ли ты с этим?" – термитная мысль, слепая в своей природе и беспощадно разрушительная по своей сути. Настоящий бич фундаментальной основы существования.
Тусклый неоновый свет мерцающими вспышками пробивался сквозь узкие решетки вентиляции, позволяя рассмотреть, куда меня занесло на этот раз.
Гадкое место. Вязкое. Тесное. Душное.
Прелый, сладковато-кислый запах разложений смешивался с тяжелым металлическим, заставляя дышать через раз. Высокие бетонные стены, исцарапанные чьими-то когтями без какой-либо творческой мысли, пестрели брызгами крови и разномастными рисунками лап и рук. И это давило, притесняло, размазывало. Судя по следам, здесь побывало не одно живое существо. Я насчитала двадцать три различных отпечатка. Где-то четких, где-то смазанных. Наблюдаемая картина и так вызывала головную боль, болезненно дергала желудок и перехватывала горло, останавливая позывы к рвоте, а тут еще и количество пострадавших в этом убогом помещении заставило внутренности дрожать от жестокости, свидетелем которой оно стало.
То, что сия убогая камера видела много страданий, сомневаться не приходилось. Каждый камень в ее основании, каждая частица раствора, каждая капля пыли сходили с ума от боли истязания. Засохшие струйки крови художественной мазней стекали по стенам вниз, скапливаясь у их основания бесформенными пятнами. Матово-карминовыми. Отдавшими бетонному основанию всю свою влажную жизнь. К счастью, пятна были сухими: значит, что бы ни заставило попавших сюда биться в кровавой агонии, это произошло не сегодня.
Последняя мысль, может, и была малодушной, но позволила-таки ощутить освобождающее облегчение, запустила мои внутренние механизмы, и мне задышалось чуть легче. Сведенное судорогой горло расслабилось, горькая слюна потекла по иссушенному желобу вниз, смывая тошнотный вкус царящего здесь безумия. Вслед за горлом задвигались шея, плечи, потом я сделала шаг, другой и рваной, шатающейся походкой продолжила осматривать помещение. Хотелось сорваться с места, метаться, бросаться на стены в надежде пробить их, сразить собой, чтобы только выпустили, но эту пустую растрату энергии я волевым усилием заперла в теле.
Осторожно ступая вдоль стен, тщательно всматриваясь в оставленные на поверхности следы и даже, не смотря на отвращение, ощупывая их, я, наконец, почувствовала границы плотно прилегающей двери. На гладкой серой поверхности ничто не выдавало ее наличия. Если бы специально не искала, на глаз ни за что бы не определила место нахождения дверного полотна. Судя по всему, это был металлический каркас, залитый цементом. Подобная конструкция явно была тяжеловесной, и мало кому подвластной в перемещении. Либо она открывалась механически, либо петли были снаружи и тогда хозяин этого пространства обладал недюжей силой.
И гнилым нутром.
Какие мотивы преследовал тот, кто организовал подобную комнату страха? Было ли в нем что-то светлое, сопереживающее или вся его сущность состояла в жажде причинения вреда другим и наслаждении их болью? Встречаться с художественным руководителем сей тягостной постановки было последним моим желанием. С каждым мгновением, проведенным в застенках этого пространства, я все сильнее мечтала изъяться, испариться, истаять без следов и возможностей к возвращению.
Дыхание становилось натужнее, рванее. Прогорклая слюна вязко стекала по горлу, заволакивая и без того стянутое пространство. В голове усиливался гул… Вы замечали, что тихий ужас бьёт по нервам яростнее самой громкой сигналки?
Шум за стеной заставил настороженно замереть. Возле двери появились шорохи, скрежет, стон металла. Десятками мохноногих пауков они расползались по моей камере, заполняя мерзким шелестом лапок бетонную глушь.
Кто же движется сюда? Что несёт для меня эта встреча?
Остались мгновения. Дыхание затаилось, тело будто наглоталось камней, и только сердце разгонялось все быстрее, врезаясь с диким отчаянием в грудную клеть с намерением пробить. Вырваться. Сбежать. Унестись прочь.
Несколько щелчков, массивная плита пришла в движение, и моему взгляду предстала огромная фигура в длинном черном балахоне, подсвеченная ярким светом прожекторной лампы за спиной человека. Это был мужчина – я просто знала сей факт – и он улыбался мне, как старой долгожданной знакомой, ту, что зовешь каждый год на рождественские каникулы и вдруг вместо прежних отказов, наконец, видишь ее на пороге своего дома.
Правда, улыбаться в ответ гороподобному вторженцу не хотелось. Зубы сводило – да, и никак не в оскал радости. Рядом с этим хищником оживали древнейшие инстинкты выживания: бей или беги. Причем вариант "бей" сейчас даже не рассматривался. Главным желанием было сорваться с места и бежать так быстро, как никогда прежде. Расшвыривая предметы, пробивая стены, отключив все рецепторы. Оставив лишь один нерв, отчаянно-яростным кнутом подстегивающий тело, чтобы оно работало на износ. На спасение.
"Бежать, чтобы жить!" – вот единственное, что билось внутри.
Взгляд затравленным зайцем зигзагами носился по фактически пустому помещению в тщетных попытках найти хоть какой-то вариант защититься.
