Все знают, что самое зловредное подразделение зоны – это оперчасть. По роду своей деятельности оперативники занимаются профилактикой и дознанием всех правонарушений на территории исправительно-трудовых учреждений. Понятно, что работа оперчасти связана с доносительством, шпионством и провокациями, которые, – так или иначе, – создают проблемы всему зековскому сообществу. Зная это, нормальные зеки обходят оперчасть десятой дорогой, – что, впрочем, не мешает им, действуя на опережение, устраивать операм мелкие подлости.
Я отличался от остальных зеков. Я не боялся оперов и не собирался действовать на опережение. Уже на второй день моего пребывания на зоне наши с оперчастью отношения сложились раз и навсегда, – причём, самым удачным для меня образом. Их направленность задал местный опер, появившийся в зоновском карантине для знакомства с новоприбывшими «этапниками».
Молодой лейтенант с прыщиками на розовой мордашке заметно волновался. Беседу он начал с примитивной, как здесь говорят, «мусорской прокладки».
– Как нам известно, – вкрадчиво начал опер, – виновным вы себя не признаёте…
Ну-ну. К чему это он?
– Не признаёте, – повторил опер. – Значит, с настоящими преступниками вас ничего не связывает. С теми, кто прямо и однозначно нарушает законодательство Украины…
– Естественно, – согласился я. – С теми – ничего.
– Очень хорошо. Выходит, мы в вас не ошиблись.
Налаженный контакт с малоопытным этапником преобразил опера. Из понятливого собеседника он превратился в полномочного представителя власти.
– А раз так, – с нажимом продолжил опер, – вы обязаны сообщить обо всех известных вам преступлениях, пока ещё не раскрытых нашими органами правопорядка. Правильно?
Вот оно что. Понятненько.
– Итак, – ещё напористей зазвенел лейтенантик, придавая своей мордашке выражение дьявольской проницательности. – Если что знаете, рассказывайте. Давайте, давайте. Я слушаю!
Ладно. Слушай. Только внимательно.
– Знаю, – выдохнул я, поедая собеседника по-швейковски честными глазами. – Особо тяжкое преступление. Знаю имя преступника. Знаю, где скрывается. Всё знаю. Записывайте.
– Понял, – посерьёзнел опер. – Записываю.
– Государственная измена, – начал я. – Коррупция. Взятка в особо крупных размерах. Миллионы. В долларах, фунтах и юанях, – тут я понизил голос и воровато оглянулся. – Дело государственной важности. Полная тайна. Наша жизнь в опасности. Нужен надёжный человек. Только Генеральному прокурору. Из рук в руки. Понимаете, о чём я?
Опер отложил ручку и посмотрел на меня исподлобья.
– Конкретней, – сказал он. – Имя преступника?
– Звягильский, – ответил я. – Ефим Абрамович Звягильский.
– Понял, – застрочил по бумаге опер. – Звягильский… Миллионы… Это хорошо. Очень хорошо… Хотя, – тут он упёр глаза в потолок и задумался. – Если ваш Ефим цеховик, валютчик, или, скажем, барыга… Тогда это не пройдёт. Это сейчас бизнес называется. Капитаны экономики, ага…
– Какой там цеховик? – жарко зашептал я. – Бери выше. Министр топлива и энергетики. Бывший директор Лисичанского нефтеперерабатывающего завода. Хозяин донецкой шахты имени товарища Засядько. А кроме того, – владелец сети нелегальных копален и организатор преступной группировки, состоящей из крупных уголовников, депутатов всех уровней, чиновников высшего ранга и министров. В данное время скрывается от правосудия на должности депутата Верховной Рады Украины. Спекулирует давними отношениями с руководящими сотрудниками Администрации президента. Записывайте. Диктую по фамилиям…
– Чего-о-о? – на лице опера отразилось замешательство. – Вы что, с ума сошли?
– Ни в коем разе. Как сознательный гражданин, в котором вы не ошиблись…
– Э-э…
– … и согласный временно забыть о своём незаконном осуждении продажными оборотнями, – зачастил я, – а также полностью поддерживающий идею правового государства, уф-ф, я обязан требовать от вас возбуждения уголовного дела по факту наличия признаков коррупционной составляющей…
– Ух-х-х…
– … в действиях государственного чиновника, незаконно использовавшего своё служебное положение с целью получения неправомерной выгоды…
– Ох…
– … и самонадеянно пытающегося увильнуть от наказания за свои преступления под прикрытием депутатской неприкосновенности, уф-ф…
Я посмотрел на опера чистыми глазами и уточнил:
– Депутатської недоторканості, якщо мовою Конституції України. ВСЁ!
– Недоторканості- тихо повторил опер и помотал головой. – Ну, и…
– Ну, и Антимонопольный комитет Украины, из-за недобросовестности,… да что там недобросовестности, ТРУСОСТИ! – воскликнул я, – да-да, именно трусости его руководителей, отказался информировать Генпрокуратуру о преступлениях Звягильского. Но вы-то, вы, гражданин начальник, совсем не такой. Вы не спустите это дело на тормозах. Внесёте свой вклад в борьбу за правовое государство… Свою, так сказать, посильную лепту…
– Лепту? – опять всполошился опер. – Вклад? А при чём здесь Антимонопольный комитет?
– Как это «при чём»? – я пожал плечами. – В этом комитете я работал, вы в моём деле посмотрите.
– Ага, вижу, – облегчённо вздохнул опер. – Хоть это понятно. Ну, работали вы там. И что? В чём, собственно, дело?
