Глава 1
"И аще къто умьряще, творяху тризну надъ нимь, и посемъ сътворяху краду велику, и възложаху на краду мьртвьца, и съжьжаху, и посемь, събьравъше кости, възложаху въ судину малу, и поставляху на стълпѣ на путьхъ, еже творять и нынѣ…"1
И если кто умрёт, совершают над ним тризну. После неё складывают большой костёр, кладут на него мертвеца и сжигают. После этого, собрав кости, складывают их в малый сосуд и ставят на столбе у дороги. Так делают и ныне.
На дворе буйно цвёл май одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Воронцов неторопливо вышагивал по каменной мостовой, наслаждаясь пригревающим, но ещё не палящим солнцем и ароматами сирени. Будучи студентом 5 курса Государственного союзного Министерства тракторного и сельскохозяйственного машиностроения СССР, он устроился подрабатывать ночным сторожем на местный тракторный завод. Работа не пыльная – вечером обходил территорию, потом пил чай с бутербродами и ложился спать до утра. Платили немного, но на пропитание хватало.
Наручные часы показывали ровно четыре часа дня.
Смена Воронцова начиналась в шесть вечера, когда работяги ещё только собирались домой. Старший смены, дряхлый нудноватый старик, обходил с Воронцовым территорию завода и сдавал ключи.
– Не балуй тут, – грозил он корявым старческим пальцем, больше похожим на совиный коготь, – а то знаю я вас, молодёжь!
– Ага, – кивал головой Воронцов, – не буду.
И не баловал. Только изредка, после завершения трудового дня, приходили к нему в комнату охраны ребята, с которыми завязалось общение – выпить пару бутылок пива.
Войдя на территорию ровно в пять тридцать, первым делом Воронцов рванул в цех. Подмигнул парням и кивнул в сторону своей каморки, мол после смены посидим. Те подмигнули в ответ и, приободрившиеся, поторопились в раздевалку.
Старший медленно делал обход, скрупулёзно всё проверял, что-то рассказывал, но слушать Воронцов его не мог. Перед глазами стояла бутылка пива, по запотевшему боку которой сбегала прохладная капля.
Обход закончился, старший сдал ключи, по обычаю на прощание погрозил заскорузлым пальцем и скрылся за железными воротами.
Не удержавшись, Воронцов потёр ладони, в предвкушении приятного вечера.
В комнате охраны ребята, уже сбегав в магазин, накрывали на стол.
На расстеленной вместо скатерти газете стояло блюдце с нарезанными шматками сала и чесноком, прямо на газету выложили огурцы и хлеб, банка шпрот была неаккуратно вскрыта – большое масляное пятно заливало газету.
– Ого! Да стол накрыли, как на свадьбу!
– И это ещё не всё! – торжественно поднял палец вверх Мишка, рыжий парень из ремонтного отдела.
Театральным шагом кремлевского курсанта он дошёл до холодильника, открыл дверцу и, щёлкнув каблуками как гусар, торжественно изрёк:
– Вуаля!
На дверце брякнули, стукнувшись пузатыми боками, две бутылки водки,
– Завтра суббота! Сегодня нормально посидим, а пиво на опохмел оставим.
За столом тут же появились рюмки, наполнились до краёв и были выпиты. Воронцову обожгло гортань и он, закашлявшись, пробежал глазами по столу, высматривая чем закусить.
– На, – протянул Мишка бутерброд из куска чёрного хлеба с салом, – водку лучше закусывать салом.
Быстро откусив кусок и практически не жуя, Воронцов проглотил его, чтобы сбить горечь.
– Эх вы, городские, – хохотнул Мишка, – совсем пить не умеете! То ли дело мы, деревенские! Нам хоть бензину налей, мы и не поморщимся! Да, Костян?
Костян, без энтузиазма пережевывающий огурец, только кивнул головой.
Костя первый, с кем Воронцов начал общаться здесь – простой парень, приехавший из деревни. Они вместе закончили девятый класс и поступили на тракториста, проходя практику на этом заводе. Таких называют «рубаха-парень» – открытый, добрый, немного наивный. Умел травить истории так, что слушатели до слёз хохотали и хватались за живот.
Была в его внешности одна особенность, о которой он никогда не рассказывал, предпочитая отшучиваться. Большая седая прядь под левым ухом. Ребята пару раз интересовались откуда она взялась, но тот всегда, махнув рукой, говорил, что это жизненный опыт проявляется.
– Что-то наш Костяныч сегодня совсем грустный. Баба что ли не дала? – громогласно рассмеявшись от своей шутки, Мишка чуть не опрокинулся вместе со стулом.
– Угу, – снова кивнул Костян и потянулся вилкой за очередным огурцом.
– Ну, между первой и второй перерывчик небольшой, – быстро налив в наши с ним рюмки, Мишка покосился на Костю, – а тебе может не в рюмку надо? А в стакан гранёный? Так сказать, горе залить? – он расхохотался, перемешивая свой смех с хрюканьем. Костя даже не посмотрел в его сторону, только сдвинул рюмку к остальным.
– Миш, много говоришь, давай выпьем уже! – Костя поднял рюмку.
– Да это мы всегда пожалуйста, – наигранно вскинул брови Миша и, поднявшись, отвесил неуклюжий реверанс, опрокинув рюмку в себя.
Так и продолжался вечер – под болтающего без умолку Мишку, шутки которого с каждой рюмкой становились всё пошлее и грубее. После первой бутылки Воронцов захмелел и уже смеялся над его прибаутками. Лишь Костя был всё таким же угрюмым и почти не реагировал, изредка рассеянно улыбался.
