Я внушаю людям только ужас. Так было всегда, сколько я себя помню.
Где бы я не появилась – все сторонятся меня, никто никогда не радуется моему приходу. Не удивительно, что меня редко куда-нибудь приглашают, хотя случается и такое. Обычно меня игнорируют, старательно делают вид, что меня нет, а когда замечают, что я рядом – приходят в ужас.
Я всегда все делаю не так. Я всегда прихожу не вовремя: то – слишком рано, то – слишком поздно. И мало кто радуется тому, что я вообще пришла.
Никто меня не любит, никому я не нужна. Вернее, никто не осознает, насколько я все же нужна, несмотря ни на что.
Если не знать, кто я, то может показаться, что я непривлекательная, необщительная и ужасно закомплексованная. Но, это не так. На самом деле я весьма симпатичная – у меня темные глаза и волосы, правильные черты лица, я среднего роста и с хорошей фигурой. Я уверена в себе и очень общительна по роду деятельности. Просто я – смерть.
Да, не очень благозвучное имя, но уж какое дали. На разных языках этого мира мое имя звучит по-разному. Также разные народы не сходятся во мнении какого смерть пола. В одних языках это Она (в смысле – я), в других – Он, в третьих – Оно. Знали бы люди, что правы они все – нас действительно трое.
Людям сложно это понять, а мне сложно понять, как можно жить вдвоем. По крайней мере, когда вас трое, точно знаешь, где они, если они не с тобой. Хотя, в семье, где я родилась, Она (то есть – моя мать) была далека от понимания этих преимуществ. Она измучила Их ревностью. Она ненавидела Их, ненавидела меня, как Их ребенка, ненавидела весь мир. И на Земле лютовала тогда в основном Она. Эпидемии, свирепствовавшие на планете, уносили миллионы жизней.
Прожила Она по нашим меркам не долго. Она быстро утратила плоть, а скелет вскоре рассыпался в прах. Многие видели Ее в таком обличии, и от этого меня теперь представляют точно так же и бояться еще больше.
Они не намного Ее пережили. Оно и Он – мой братец отправились в другие миры в поисках лучшей доли, а я осталась здесь. И поклялась, что в моей все будет по – другому. Ах, да, совсем забыла сказать – у меня прекрасная семья.
В городе был химкомбинат. Почти ежедневно или, по крайней мере, не реже раза в неделю по улицам ползли ядовитые испарения. Жители города давно к этому привыкли. Они часто просыпались и ходили весь день с больной головой, часто кашляли, не простыв, и не придавали этому особого значения.
Город был маленький и ужасно пыльный. Весной листва немногочисленных деревьев быстро превращалась из зеленой в серо-зеленую. А зимой город был окрашен в три цвета: белый, серый и голубовато-серый. Никаких архитектурных излишеств в городе не было. Местное образование было представлено несколькими училищами; одним престижным колледжем, готовящим более или менее квалифицированных рабочих для химкомбината; и единственным, имеющимся почти во всех городах, педагогическим институтом, с единственным же престижным факультетом (естественно – химфаком).
Естественно, почти вся деловая, общественная и культурная жизнь вращалась вокруг химкомбината, а тем, кто не мог или не хотел в ней участвовать, словно бы и не было места в этом городе.
Несмотря на общую внешнюю неприглядность города, этот район сильно и невыгодно выделялся на фоне других.
Он состоял из старых двухэтажных домов, не ремонтировавшихся, наверное, со дня основания огорода. Летом в этих домах всегда было прохладно, а зимой – холодно. Детские площадки находились в таком состоянии, что дети предпочитали им все, что угодно: лестницы, чердаки, подвалы, небольшие рощицы и сады частных домов. Населяла этот район, в основном, местная «интеллектуальная элита: выпускники училищ, рабочие, немного интеллигенции и много потерявших себя алкоголиков и наркоманов.
В тот день вдоль неширокой дороги шла молодая женщина. Ее звали Лиля, и выглядела она так, что если вы хоть раз ее видели, то вряд ли когда-нибудь забудете. Она не была похожа на блеклых, обезличенных женщин родного города и совсем не походила на девочек с окраин – хорошеньких, но грубоватых, с ярко раскрашенными дерзкими личиками. Фигура у нее была превосходная, черты лица правильные. Глаза у нее были карие, очень выразительные, а волосы длинные, светлые. Сейчас она была абсолютно безмятежна и спокойна. Волноваться ей было нельзя: она ждала ребенка.
Навстречу ей шла другая молодая женщина. Ее звали Роза. Ей было, как и Лиле, восемнадцать лет. И она тоже была беременна и тоже на пятом месяце. Маленького роста, хрупкая, с длинными русыми волосами и большими голубыми глазами она производила впечатление беременного ребенка. Хотя, если судить по уровню развития, в сущности, так оно и было.
Девушки встретились, улыбнулись друг другу и познакомились. С тех пор они часто гуляли вместе, часами болтали и вскоре узнали почти все друг о друге.
Лиля жила с отцом, который в ней души не чаял. Девятнадцать лет назад, когда ему было сорок, его отцовство началось с уверенного заявления, что ребенок не его. О том, где сейчас ее мать, Лиля имела весьма смутное представление и не хотела знать больше.
