В тишине возникает отчетливое цоканье копыт, чуть позднее в ритмический рисунок этого цоканья вплетается незатейливый голосок сельской дудочки; постепенно мелодия обрастает все новыми голосами и оттенками – так возникает оркестровый лейтмотив спектакля – «тема д’Артаньяна».
Легкой синью вспыхивает небо, и на его фоне мы видим две ясно очерченные контражуром мужские фигуры: одна – высокая, стройная, подтянутая, другая – грузная, приземистая, мешковатая. Эта пара, знакомая нам с детства, словно бы продолжает собой длинную вереницу хрестоматийных образов, навсегда отпечатавшихся в нашей памяти, – Дон Кихот и Санчо Панса, Дон Жуан и Лепорелло, Тиль Уленшпигель и Ламме Гудзак.
(Песня д’Артаньяна и Планше по дороге из Гаскони в Париж, в которой каждый из наших героев излагает свою точку зрения на это путешествие. Д’Артаньян, как и полагается молодому, честолюбивому и к тому же вполне начитанному провинциалу, строит весьма дерзкие планы относительно своей будущности в столице; Планше, как и полагается «человеку из народа», сыплет в адрес хозяина укоризненными афоризмами, из коих следует, что: а) выше головы не прыгнешь; б) в гостях хорошо, а дома лучше; в) ох уж эта молодежь! – и так далее…)
Финал песни переходит в музыку дворцового бала, из чего нетрудно догадаться, что наши друзья наконец достигли цели своего путешествия. Меркнет вечернее небо, зажигаются дворцовые окна, за шторами скользят неясные тени танцующих…
Вот в таком интригующем освещении и предстает перед нашими героями долгожданный Париж. Ошеломленный д’Артаньян, кажется, уже несколько пришел в себя и теперь с любопытством и удовольствием наблюдает происходящее, зато Планше чувствует себя явно не в своей тарелке…
Д’Артаньян. Черт возьми, ты только посмотри, Планше, какой бал закатил его величество по случаю нашего приезда! Просто глазам своим не верю, неужели мы наконец в Париже?..
Планше. Судя по тому, что минуту назад у меня сперли кошелек, – не остается ни малейшего сомнения, сударь, что мы попали именно в Париж!..
Д’Артаньян. Как бы там ни было, старый ворчун, но согласись, что жить в Париже все-таки значительно веселее, чем проводить время в обществе гасконских коров!
Планше. Может, оно и так, сударь, но осмелюсь заметить, что эти самые гасконские коровы, о которых вы изволили отозваться с таким презрением, не имеют противной привычки лазать по чужим карманам…
Д’Артаньян. Да будет тебе оплакивать свой жалкий кошелек, дружище! Он удостоился чести быть украденным именно в Париже, а Париж вполне заслуживает того, чтобы можно было потерять в нем целое состояние!
Планше. Послушать вас, сударь, – так у нас карманы прямо лопаются от денег. А между тем у нас их так мало, что если я подпрыгну пять раз кряду, то вы лишь на пятый раз услышите звон.
Д’Артаньян. Что за беда, приятель!.. Была бы голова на плечах – будут и деньги. Через неделю-другую я поступлю на королевскую службу, и уж тогда-то мы с тобой станем настоящими богачами.
Планше. Охотно верю, сударь, но боюсь, что до той поры нам придется ночевать в придорожной канаве. Судите сами, какой же хозяин впустит нас к себе на ночь глядя, да еще задаром?..
Д’Артаньян. Гм… Верно… Признаться, об этом я не подумал!.. А впрочем это и к лучшему. В самом деле, что может быть приятнее для усталого путешественника, чем ночлег под открытым небом?
Планше. Как, сударь! Неужели вы намереваетесь расположиться прямо здесь, в королевском саду, в двух шагах от дворца его величества?.. Сразу видно, что вам никогда не приходилось сиживать за решеткой, иначе бы вам и в голову не могла прийти столь безрассудная идея!
Д’Артаньян. Э-э, полно, старина! Я чувствую себя настолько утомленным с дороги, что у меня нет ни малейшего желания искать более подходящее место для ночлега. А что касается королевского дворца, то он мне ничуть не мешает…
Планше. Как вам будет угодно, сударь, да только сердце мне подсказывает, что нам следует держаться подальше от этого места, ибо там, где дворец, – там и власть, где власть – там и полиция, где полиция – там и тюрьма, а где тюрьма – там нам с вами делать нечего.
Д’Артаньян. Честное слово, меня начинает мутить от твоих поучений, Планше! Достаточно того, что я терпеливо выслушивал тебя от Гаскони до самого Парижа! Или ты полагаешь, что твой хозяин настолько глуп, что не в состоянии распорядиться своей судьбой сам?..
Планше. Одному только Богу известно, как мне обидно слышать такие слова, сударь! Разве вы не помните, что накануне отъезда в Париж ваш батюшка наказывал мне беречь вас от дурных поступков…
Д’Артаньян. Боюсь, как бы тебе в скором времени не пришлось искать себе другого подопечного, милейший! Я, как ты уже успел заметить, не из робкого десятка, а трусость – малоподходящий советчик для того, кто привык смело смотреть в глаза судьбе.
