ГЛАВА 1.
Заложив руки за спину, он стоял у окна и глядел на притихший город. Спускалась ночь, долгие сумерки не спешили уступать место мраку – город отвык от ночной темноты. На центральных улицах круглые сутки горели огни реклам, вспыхивали отражатели наземных машин и флайеров, мягко пульсировали светящиеся дорожки для пешеходов и витрины офисов и магазинов. Вечерами и по утрам свою лепту вносили окна домов – в центре энергомичные лампы, на окраинах старинные светильники на диодах. Но даже в самых глухих уголках столицы улицы худо-бедно освещались – фонари, трассы флайеров, витрины магазинов и обязательные сигнальные огни у дверей. Все они доблестно сражались с темнотой и почти выиграли войну. Город забыл, что такое мрак.
А вот сейчас вспомнил.
Погасли пешеходные дорожки. Уменьшили накал отражатели на трассах, а многие из них вовсе отключились. В кои-то веки раз на улицах потухли огни рекламы, да и во многих домах сегодня пораньше отключили энергию. Целые кварталы погрузились в темноту, выделяясь среди раскинувшейся панорамы города темными пятнами. Столица словно заболела проказой.
Проказой, которую он призван излечить.
Лишь космопорт продолжал, как ни в чем не бывало, заливать окраину мягким переливчатым светом. Но и там сияние померкло. Исчезла и устремленная в небо огненная стрела – символ города, Игла Пророка.
Он стоял, глядя на притихший город, но мысли его блуждали далеко. Взгляд бездумно скользил по темным пятнам кварталов, не останавливаясь, пробегал по более-менее освещенным участкам, но вряд ли он понимал, что видит. Стоявший у окна человек весь обратился в слух – что происходит там, за дверью за его спиной.
Кабинет тоже был погружен в полумрак – лишь слабо мерцали два светильника на стенах друг напротив друга, да мягко светился экран ушедшего в режим ожидания компьютера. Полумрак внутри – полумрак снаружи – тьма в душе. Он ждал знак – света – чтобы все изменилось.
Там, куда устремлялся взор, шла своя жизнь. Если присмотреться, можно было увидеть габаритные огни – некоторые наземные машины и флайеры не нуждались в погасших линиях трасс. Огни были отключены не для того, чтобы помешать им, а чтобы уменьшить количество лишнего транспорта на дорогах. Они спешили, и люди в тревоге притихли, прислушиваясь к гудению и вою двигателей, гадая, что несут с собой эти звуки в темноте.
«Свет. Они несут новый свет!» - мог бы сказать обывателям стоявший у окна человек. Город лежал перед ним, притихший, напуганный, встревоженный, как наложница из гарема, которая была настолько уверена, что повелитель забыл о ее существовании, что в свой черед забыла о своем положении и, когда ее внезапно бросили на ложе дожидаться появления господина, от страха растерялась. Ничего! Сейчас явится ее повелитель и твердой рукой поведет строптивицу к счастью и свету. И пусть только попробует сопротивляться.
Наложница… Человек у окна тихо выругался сквозь зубы. За последние полгода к нему трижды обращались с предложением обзавестись, наконец, наложницей, ибо полное отсутствие гарема противоречит статусу. Подчиняясь решению семьи, он три раза соглашался допустить к себе на ложе женщин, искушенных в ласках и готовых на все для того, чтобы доставить мужчине удовольствие. Да, удовольствие он получал, а заодно заставлял на время заткнуться непрошенных советников. Сейчас ему не до женщин, но скоро все изменится. Должно измениться.
Шаги. Шуршание дверей, разъезжающихся в пазах. Характерное позвякивание и постукивание. Мерещится или нет? Он же ничего не заметил. Город молчал, притихший, ослепленный свалившейся на него темнотой. На его улицах ничего не происходило. А ведь должно. Неужели он ошибся? Поторопился? Потерпел поражение, не учтя… чего?
Да, шаги. Нет, не мерещится. Что же в городе?
До него внезапно дошло, что за толстыми бронированными стеклами, да еще вознесенными на высоту в добрых полторы сотни метров – пятидесятый этаж! – да еще отгороженный парком, он просто не мог слышать то, что происходит снаружи. И кто ему пообещал, что самое главное действо развернется как раз перед его окнами? Да, пусть окно занимает всю стену, но три остальные надежно закрывают… что?
Шаги. Десяток пар ног. Торопливая тяжелая поступь военных, делающих свою работу. Они сбойнули, сбившись с ровного шага лишь у самой двери. Секретарь и два телохранителя-наоби – он не терпел киборгов, считая, что любую технику легко вывести из строя – ведь это последняя линия обороны. Если там что-то…
Тренькнул звонок, сыграв первые три такта государственного гимна.
- Э-э… к вам…Ашур Масур д’Ним.
Сам Масур? Масур Безжалостный? Масур Кровавый Вихрь? Миг колебания был короток, меньше паузы между двумя ударами сердца.
- Пусть войдет.
И развернулся навстречу пятерым военным, которые показались в дверях.
Четверо были похожи, как братья-близнецы – рост, ширина плеч, стать, униформа, надвинутые на глаза щитки шлемов, авто-бластеры в руках, скупые выверенные до мелочей движения. Либо киборги, либо бойцы, вышколенные до такой степени, что даже наоби им в подметки не годились. Впереди – невысокий коренастый мужчина точно в такой же форме, но без брони на груди и шлема, закрывающего лицо. Уже одно это заставило насторожиться – злые языки поговаривали, что свое лицо Масур Безжалостный показывает только тем, кого лично собирается отправить на тот свет и даже супруга почти не видела его… если этот человек вообще когда-либо был женат.
