Ветра не было и в помине, но по безоблачному ноябрьскому небу вдруг пронеслась какая-то холодная невидимая тень. Пронеслась и исчезла, легко коснувшись призрачным крылом новенького светло-голубого «Корвета». Томми Фан, стоявший возле машины, как раз потянулся за ключами зажигания, которые держал в руке продавец Джимми Шайн, когда летучая тень коснулась и его. На мгновение Томми показалось, что он слышит хлопки больших мягких крыльев; он поднял голову, рассчитывая увидеть в небе крупную чайку, но в безоблачной вышине не было ни одной птицы.
Странно, но он вдруг почувствовал легкий озноб – как будто откуда-то издалека налетел порыв холодного ветра и забрался под рубашку, – но воздух оставался теплым и неподвижным. Вместе с тем в его протянутую ладонь упал как будто кусочек льда. Томми вздрогнул и отдернул руку, слишком поздно сообразив, что это всего лишь ключи от его нового «Корвета». Машинально опустив взгляд, он увидел, как ключи упали на асфальт.
– Прошу прощения, – сказал он, нагибаясь.
– Ничего, я подниму, – откликнулся Джимми Шайн.
Томми недоуменно нахмурился и, подняв голову, снова посмотрел вверх. Небо было безупречно чистым. Ни облаков, ни птиц – ничего.
На всякий случай он оглядел деревья на улице. Это были финиковые пальмы с широкими раскидистыми листьями, в которых не могла бы укрыться ни одна птица. Не было птиц и на крыше автомагазина.
– Отличная штука… – сказал Шайн.
Томми растерянно посмотрел на него.
– Что?
Шайн снова протягивал ему ключи. Внешне Шайн напоминал мальчика из церковного хора – пухленького, светловолосого, с невинной румяной мордашкой, но теперь, когда он подмигнул Томми, его лицо необъяснимо и неприятно изменилось. Должно быть, он хотел просто пошутить, но в его чертах неожиданно проглянула и тщательно скрываемая развращенность.
– Первый «Корвет» – это все равно что первый раз с женщиной, – пояснил Шайн.
Томми продолжал слегка вздрагивать, словно от холода, хотя откуда взялось это ощущение, он объяснить не мог. С опаской взяв ключи, он стиснул их в кулаке. К его огромному облегчению, они больше не походили на ледышки.
Голубой «Корвет» ждал его. Он казался изящным и холодным, точно весна в горах – весна, которая робко спускается вниз по склону, то и дело оскальзываясь на мокрых, словно полированных, камнях.
Общая длина – сто семьдесят восемь с половиной дюймов, колесная база – девяносто шесть и две десятых дюйма, высота – сорок шесть и три десятых дюйма, минимальный клиренс – четыре и две десятых дюйма. Томми знал эти характеристики «Корвета» лучше, чем иной священник знает «Отче наш»… Несмотря на свое вьетнамское происхождение, Томми считал себя американцем, и Америка была его религией, шоссе было храмом, а новенький «Корвет» – потиром, из которого он должен был вот-вот вкусить святого причастия.
Разумеется, он никогда не был ханжой, но его слегка покоробило, когда Джимми сравнил запредельное удовольствие от обладания такой чудесной машиной с вульгарным сексом. «Корвет» – во всяком случае, в эти минуты – казался ему куда более желанным, чем соблазнительные прелести самых сексапильных голливудских красавиц. Великолепная машина – воплощенные скорость, изящество и свобода – была для Томми стократ чище и прекраснее любого существа женского пола.
Томми торопливо пожал мягкую, чуть влажную руку Джима и скользнул на водительское место. Высота от сиденья тридцать шесть с половиной дюймов и сорок два дюйма пространства для ног, вспомнил он. Сердце его колотилось часто и громко, странный озноб прошел. Напротив, Томми чувствовал, что щеки его пылают от счастья.
Достав из сумки свой сотовый телефон, он включил его в гнездо прикуривателя. Этот «Корвет» принадлежал ему.
Потом Томми запустил двигатель – восьмицилиндровый V-образный двигатель из первоклассной стали с литым блоком цилиндров и алюминиевыми головками поршней с гидравлическими подъемниками.
– Чувствуешь себя другим человеком! – прокричал в окно Джим. – Почти Богом!
Томми знал, что Джимми добродушно подшучивает над ним и над всеми остальными автомобилистами, однако в глубине души он чувствовал, что в этих словах заключена чистая правда. Сидя за рулем «Корвета» – своей сбывшейся детской мечты, – Томми испытывал необычайное волнение и прилив сил, как будто и ему передалась мощность двигателя.
Не включая передачи, он слегка нажал ногой на акселератор, и мотор отозвался глухим, гортанным ревом.
Объем двигателя – пять и семь десятых литра, степень сжатия – десять с половиной к одному, вспомнил он. Триста лошадиных сил.
Джимми Шайн выпрямился и, отступая от машины, сказал:
– Счастливого пути.
– Спасибо, Джим.
С этими словами Томми Фан вырулил со двора автомагазина «Шевроле». Впереди лежал погожий калифорнийский полдень – голубой, свежий и ясный, словно наполненный обещанием вечной жизни.
Никаких дел и никакой особенной цели у него не было, поэтому для начала он свернул на запад, к Ньюпорт-Бич, чтобы попасть на шоссе Пасифик-Коуст, идущее вдоль Тихоокеанского побережья мимо залива, где было полным-полно яхт, через Корону Дель-Мар и через Ньюпорт-Коуст с его пляжами, ласковой волной и просвеченным солнцем океаном. Радио в «Корвете» было настроено на волну, передававшую композиции «Бич Бойз», «Эверли Бразерс», Чака Берри и Роя Орбисона, и Томми наслаждался любимым старым добрым роком.
