Если бы добродетель вздумала пожить с людьми, она заняла бы на то время волшебную силу слова у Фенелона.
Иоанн Миллер
Сочинение Фенелона, новый перевод Федора Лубяновского, с эпиграфом
Фенелоны веками родятся. Они и пишут не для своего только края и времени, а для всех веков, для всего мира, и то, что они пишут, не умирает. Хотите ли послушать, как Фенелон говорит о промысле и всемогуществе Божием, о любви и благоговении к Богу, о любви к царю и к отечеству, о любви к добру за его собственную прелесть, об удовольствии делать добро и служить людам, о борьбе юношеского сердца, когда порок к себе его манит, о скорбях, которыми суждено нам на земле выстрадать опыт, о радости сердца, алчущего правды, когда истина вдруг мелькнет ему сквозь заблуждения? Хотите ли знать древние, но и вечно новые мысли государственного человека, дышащего любовью к своей родине и к ее славе? Хотите ли видеть, как пылкое, но скромное воображение рисует красоты и ужасы природы, бурные и нежные страсти, роскошь под мраморным сводом и непорочные забавы под тихим кровом сельским, битвы на поле брани и счастье мира? Читайте Телемака: пожалеете, что прежде читали его не вовремя, в ребячестве, и не расстанетесь с Фенелоном. Он войдет с вами туда, где вы живете, – в вашу душу, вы познакомитесь при нем ближе сами с собой, найдете в нем не чужого, а друга, с которым в удовольствии будет вам веселее, в невзгоде легче, посетуете, что не вы лицом к лицу с таким другом. Сердце скажет вам, что он весь – любовь с ангельским к вам снисхождением, с ненавистью только против порока, что он весь ваш и думает только о вашем добре. Все у него выливается из сердца, и все идет прямо к сердцу, все у него так просто и сладко, так светло и свободно, прельстит вас простота его сердца и слова, увидите, что лучше нельзя слить приятного с полезным.
В двух частях, С.-Петербург, в Гуттенберговой типографии, 1839 года. Цена за обе части, на превосходной веленевой бумаге, в красивой и прочной обвертке, десять рублей ассигнациями без пересылки. Продается в Петербурге, во всех книжных лавках, а в Москве у гг. Ширяева и П. Глазунова.
Печатать позволяется, 1 апреля 1839 года.
Цензор Никитенко
В Гуттенберговой типографии.
Лет за десять до издания моего Путешествия по Саксонии, Австрии и Италии я перевел Телемака. Перевод этот, Приключения Телемака, сына Улиссова, два раза, в 1797-м и в 1814 годах, был издан в Москве не только без моего согласия, но и без ведома. Случайно увидев его лет через двадцать пять от первого издания и сравнив с подлинником, я в переводе своем не узнал Фенелона, и тогда же начал вновь переводить Телемака.
Переводил я эту книгу в досужие часы для забавы и много трудился по страсти к русскому языку, по любви к Фенелону и для того, чтобы труд в переводе был незаметен. Не нашел я другой книги из тысяч, в которой было бы столько хорошего, которую можно было бы читать не один раз, и каждый раз с удовольствием, и которая столько могла бы способствовать образованию вкуса и слога.
Великий Преобразователь нашего отечества, по преданиям, советовал читать знатного Телемака[1].
Недавно также с трона сказано, что Фенелон был великий проповедник истины и столь же великий образец добродетели[2].
Один из философов XVIII века, антиподов Фенелоновых по образу мыслей, – в полном собрании Академии французской, указав на портрет его и назвав его благодетелем человечества, назвал несчастным того, кто может равнодушно смотреть на Фенелона[3]. Другой готов был идти в лакеи к Фенелону, если бы он жив был, чтобы со временем быть у него камердинером[4].
Новейшие французские писатели и теперь еще вспоминают, что когда у них вера и добрые нравы обращались в посмеяние, разврат ни в ком не возбуждал омерзения, порок, страсти и слабости подавляли самые чистые намерения, подмывали самые твердые основания, Фенелон в такой тьме почти уже один светил добродетелью и хотел словом и делом дать ей ту силу, которую она может получить только от любви к порядку, от просвещения истинного, от убеждения сердца. И теперь еще во Франции лучшая похвала писателям, уважаемым всей Европой, когда о ком из них скажут: он напоминает Телемака, – в его слоге есть что-то похожее на слог Фенелонов[5].
Фенелоновы Рассуждение о Бытии Божием и Телемак и теперь еще почитаются даже во Франции лучшими классными книгами для юношества[6].
Одно у меня желание при издании этого перевода, – чтобы тот, кто читал Телемака в подлиннике с удовольствием, прочитал перевод мой не без удовольствия.
Под названием Телемак он издается для отличия от прежнего моего перевода.
Ф.Л.