Это был даже не обоз. Раненных везли не на санях – на носилках из копий, плащей и щитов, закрепленных меж лошадьми. Далеко растянувшуюся и вязнущую в снегу вереницу всадников охраняли полсотни вооруженных кочевников. В глухих заснеженных лесах Куявии низкорослые мохнатые лошадки и смуглокожие всадники с раскосыми глазами смотрелись диковато.
Степные пришельцы и сами прекрасно сознавали свою чужеродность и не рассчитывали на гостеприимство польско-тевтонских земель. Знатные нукеры в прочных пластинчатых латах и легковооруженные лучники боевого охранения продвигались крайне осторожно. Молча. Почти беззвучно. Не снимая доспехов и не убирая рук с оружия. Как и подобает опытным воинам, волею судьбы заброшенным на чужую территорию. На территорию врага.
Отряд вел молодой суетливый паренек с глуповатым лицом. Этот на кочевника похож не был. И вооружение проводник имел плохонькое: звериные шкуры, да неказистый лук, не идущий ни в какое сравнение с мощным метательным оружием степняков. Замыкал процессию насупленный азиат – древний, седой, сухонький, но достаточно крепкий еще старик. Бездоспешный и безоружный, если не считать обоюдоострой – с двумя широкими наконечниками – палки поперек седла.
До сих пор степные воины благополучно избегали встреч с редкими сторожевыми разъездами польских панов и дозорами тевтонских рыцарей. Звери, коих в этих краях водилось видимо-невидимо, тоже их не беспокоили. Даже самые голодные и опасные хищники предпочитали выслеживать добычу подоступнее и пока обходили вооруженных людей стороной.
А вот снег доводил до бешенства. Снег был всюду. Глубокий непролазный – под копытами. Нависающий тяжелыми белыми шапками – на еловых лапах. А еще снег без конца падал и падал сверху. Валил густыми хлопьями, забивался под одежду, таял, студил…
В северных краях морозный снежный хвост всегда тянется за уходящей зимой особенно долго. Но в этом году весна, похоже, и вовсе позабыла сюда дорогу. Конечно, слякотная распутица была бы ничуть не лучше непролазных сугробов. Да вот только сейчас об этом как-то не думалось.
Замерзшие, злые воины прятали лица под остроконечными шлемами, отороченными сопревшим мехом. Отсыревшие тетивы пришлось снять с луков, колчаны и саадаки – закрыть наглухо. А без привычного дальнобойного оружия кочевники чувствовали себя неуверенно. Впрочем, лес – не бескрайняя степь: здесь от тугих монгольских луков и длинных стрел все равно проку мало.
Рукояти сабель и палиц скользили во влажных ладонях. Ремни снятых со спин и седел щитов натирали руки. Уныло свисали с копий отяжелевшие бунчуки. Выносливые, привычные ко всему боевые кони брели понуро, без энтузиазма. Даже запасные – загонные – лошадки, которых всадники вели в поводу, выглядели донельзя уставшими. Оно и понятно: слишком часто животные проваливались в сугробы по самое брюхо. Привязанные к седлам носилки со стонущими ранеными, то и дело скользили по рыхлым пуховым перинам.
Утешение было только одно: скоро… скоро все это закончится. Скоро можно будет укрыться от снега под надежной крышей и отогреться у огня. В неприютной глухомани чужих земель, вдали от торговых и военных путей, было надежное убежище. Единственное место во всей Куявии и, пожалуй, во всей Польше, где пришлым кочевникам будут рады. И до заветного убежища этого осталось ехать совсем ничего.
Лучник, следовавший подле проводника, вдруг натянул поводья. Взмах руки… Жест тревожный и обнадеживающий одновременно. Что? Враг или друг? Бой и смерть среди холодных сугробов или конец пути и долгожданный отдых?
Отряд остановился. Воины мгновенно изготовились к бою. Сталь – из ножен. Повод – подобран. Щит приподнят. Так надо. Если хочешь выжить в неприветливом чужом краю, только так и надо. Пусть даже друг и союзник, готовый прийти на помощь – где-то рядом. Кочевники хорошо усвоили законы войны. И о том, что самые верные союзники не всегда вовремя поспевают на выручку, они знали тоже.
К дозорному стрелку и проводнику приблизился еще один всадник. Не просто надежные, но и богатые доспехи, а также изукрашенные дорогими каменьями сабельные ножны выделяли его среди других степняков. И еще лицо, жестоко изуродованное лезвием секиры. Боевой топор стесал кожу с виска и левой скулы. Рана – свежая, едва затянулась. От жуткого шрама, что останется после нее, уже вовек не избавиться.
Шрамолицый не обменялся с лучником ни единым словом. Зачем? Лишний раз нарушать тишину и задавать вопросы не было нужды. И так все ясно. И так все видно.
Лес кончился.
Они пришли.
* * *
Перед ними раскинулась заснеженная равнина. Широкое, расчищенное от деревьев пространство на берегу Вислы. Гладкая пустошь без вязких лесных сугробов, покрытая надежным крепким настом. Скакать по такой – одно удовольствие. Когда-то тут были пашни и крестьянские домишки. Теперь царило безлюдье. Лес вновь предъявлял претензии на некогда отвоеванную у него землю. Небольшие островки кустарника и молоденькие деревца видны повсюду. Пока, впрочем, еще слишком слабые, чтобы помешать обзору.
Вдали, в самом центре равнины, поднимался пологий холм. Вроде тех погребальных курганов, что в изобилии встречаются в степи, только побольше, посолиднее, с каменистым основанием и склонами. На вершине холма, словно прильнув к скальной породе, проступающей кое-где из обледеневшего грунта, возвышается замок. Не большой, не особенно высокий, но приступом брать такую крепость тяжко. Было тяжко… Когда-то, а теперь…
