Я выслеживал Адельгейд без малого два года.
После смерти брата она стала осторожнее, покинула долину Рейна и двинулась через море. Тут и там по мере ее продвижения на север фиксировали вспышки мора и черной чумы, и, собирая по крупицам рассказы очевидцев, я упрямо шел по ее следу.
Где бы мне ни доводилось побывать: в городах или маленьких поселениях, всюду люди были охвачены паникой. Они рассказывали о десятках погибших и сошедших с ума людей. По их словам, жители вдруг обращались в одержимых жаждой крови монстров и без разбору набрасывались на себе подобных. Даже на своих родных или соседей. И это безумие распространялось быстро, точно зараза.
Ничто не могло остановить одержимых, кроме смерти. Да и та не всегда могла. Требовалось отрубить одержимым голову и похоронить соответствующим образом, иначе упыри поднимались из земли и продолжали свои зверства.
Долг перед Господом обязывал меня помогать несчастным, что столкнулись с черной чумой. Я не мог двинуться дальше, пока не избавил город или деревню от нашествия кровососов. Выслеживал тварей, убивал и предавал земле. А затем успокаивал людей и объяснял, как жить дальше – мне хотелось вселить в них хоть каплю надежды. И только после, прочтя молитву, я пускался дальше в путь.
Адельгейд не задерживалась нигде дольше, чем на неделю. Что-то заставляло ее двигаться все дальше и дальше на север. Как подсказали местные, она направлялась к Источнику – месту, где она могла в очередной раз поправить свои силы. После нашей последней схватки, когда древняя чуть не лишилась головы, ее могущество больше не было безграничным, и даже кровь смертных не помогала восстановиться до конца.
Мы были связаны кровью, и порой я слышал, как бьется ее сердце. В отличие от упырей, в которых она обращала несчастных, пожелавших стать ее слугами, оно у нее все еще билось. И Адельгейд знала, что я не прощу. Как знала и про участь, что ожидает ее в момент нашей следующей встречи. И потому спешила.
Во Флодберге я почувствовал, что почти нагнал ее. На городской площади творилась суматоха: обращенную приковали цепями к телеге, вокруг нее собралась возбужденная толпа. Девчушке было лет десять-двенадцать от силы, она скалилась и стучала зубами, угрожая тем, кто рисковал подойти ближе. Ее кожа была бледна и имела сероватый оттенок, а глаза блестели, и оттого взгляд казался безумным.
Такой юный упырь вряд ли был чем-то полезен Адельгейд, поэтому я решил, что она просто решила позабавиться с бедным дитя.
– Разойдитесь! – Приказал я местным. – Ей уже ничем не помочь.
Толпа, нехотя, отступила. Виной тому оружие в моих руках: такое не носили солдаты, да и выглядел я совсем по-другому – одет не как воин, скорее, как уставший, грязный путник. Они перешептывались, не отрывая взглядов от моего арбалета.
– Мы слышали о тебе, странник, – почтительно склонила голову одна из женщин. – Ты тот самый, кто расправляется с тварями?
– Возможно. – Отозвался я, склоняясь над бедным дитя.
– Как тебя зовут? – Не отставала она.
– Не важно.
Девочка вдруг подобралась и резко метнулась ко мне – настолько быстро, насколько позволяла длина цепи, которой она была прикована к телеге. Зарычала, яростно заклацала зубами. А затем также внезапно опустилась на колени и… рассмеялась.
Толпа заохала.
– Спаси ее! – Бросилась мне в ноги одна из женщин, отделившаяся от толпы. Сложила в молитвенном жесте ладони и воздела взгляд к моему лицу. – Умоляю, спаси мою дочь!
Обращенная захохотала еще громче.
– Скажи ей. Скажи! – Противно заскрипела она, скаля зубы.
– Обратной дороги нет. – Качнув головой, я с сожалением сообщил матери. – Молись за нее.
– Нет! – Воскликнула женщина, бросаясь к дочери. – Не дам!
Но люди из толпы не дали ей приблизиться к упырю, удержали за руки. Не обращая внимания на ее рыдания, я взвел арбалет, поднял его и затем прицелился девочке в лоб.
– Тебе не справиться со мной, Брэм! – Чужим голосом, усмехнувшись, вдруг произнесла она. – Не справиться-я!
– Помилуй нас, Господи. – Выдохнул я, выпуская стрелу.
Пышные похороны не для дхампири. Обычно их хоронят тайно.
Все, что происходит сегодня – просто фарс. Представление для местных жителей: для тех, кто пожелает прийти проститься с преподобным. Аккуратная яма в земле, опущенный внутрь блестящий гроб, цветы, речь приглашенного священника – все ненастоящее. Кроме скорби, написанной на лицах тех, кто собрался вокруг.
Асмунда действительно любили, и у него был замечательный приход. Каждый, кто пришел, высказывается о нем тепло и искренне. Но ни у кого не получается до конца поверить в произошедшее. Когда комья земли падают на гроб, я зажмуриваю глаза и до боли стискиваю зубы. «Это так несправедливо».
– Нея, – Бьорн подхватывает меня под локоть.
– Все в порядке. – Отзываюсь я, бросая на него взгляд. – Просто закружилась голова.
– Скоро все кончится, – шепчет он, прижимая меня к себе.
– Да. – Всхлипываю я.
Люди по очереди кладут цветы на могилу. Я втягиваю носом запах влаги и прелой земли. Чувствую, как меня начинает знобить, по спине бегут мурашки. Поднимаю голову и наталкиваюсь взглядом на Асвальда. Его глаза не выражают эмоций, в них лишь холод.
