Сэр Джон стоял у окна и смотрел на дождь. Хмуро топорщились деревья, в свете фонарей блестела мостовая. Изредка, словно сказочные грибы, проплывали фигуры под зонтами. Проезжали тихие автомобили, и фары высвечивали сетку дождя.
Джон видел, как загораются далёкие огни в домах, сквозь дождевую пелену они светились медузами в толще воды.
Зазвонил колокольчик на первом этаже, послышался стук каблучков старой экономки, и скоро Джон держал в руке влажный конверт. Бумага слабо пахла жасмином.
Почерк был ровным, и всё-таки некоторые буквы слегка выбивались из общего ряда. Автор послания явно нервничал, хотя пытался это скрыть.
«Приезжайте завтра в девять вечера на виллу в Олд-Трее 20. Дворецкому покажите это письмо. Вас встретят и проводят».
Не было нужды говорить о том, что встреча была строго конфиденциальной.
Судя по тонкому аромату, письмо могла написать дама. Хотя…
На следующий день сэр Джон тщательно подобрал костюм, и без четверти девять вечера был у старинного дома, который, словно дряхлый филин, возвышался на холме, раскинув два крыла, в которых слабо светились полукруглые оконца.
Дворецкий, едва взглянув на письмо, поспешил провести Джона в уютную гостиную. Потрескивал камин, озаряя всё охристо-рыжим светом. Поблескивало серебро в стеклянных шкафах, золотое шитьё на креслах, перламутровые блики гуляли по огромному ковру – шкуре белого медведя.
Дверь неслышно отворилась и перед Джоном явилась тонкая фигурка в черном. Женщина прошла к огню, прямая, худощавая. Лица он не разглядел, на незнакомке была шляпа с вуалью. Пальцы в черных ажурных перчатках не могли успокоиться, нервно подрагивали. Незнакомка то обхватывала свои плечи, то складывала руки на груди. Чуть глуховатым голосом она сказала:
– Рада Вас видеть, сэр. Прошу садиться.
И сама опустилась в одно из кресел.
– Очень странная история, сэр Джон, которую я не хотела бы предавать огласке… Около месяца назад умер мой муж. Он утонул. Нашли его не сразу… Да, я не представилась. Леди Камилла… Простите мою забывчивость и сумбурность речи и мыслей. Опознали сэра Вильяма, мужа моего, только по часам на руке. Похоронили, да… А несколько дней назад я провожала свою племянницу, миссис Луизу. До каюты. На корабле, в толпе пассажиров, я вдруг увидела… своего покойного мужа! Это можно было бы списать на суету, волнение, нервы. Мало ли что привидится женщине, пережившей утрату супруга… Но Луиза воскликнула: «Дядя Вилли?», и тут же муж затерялся в толпе… Мне стало дурно, а когда я пришла в себя, нужно было срочно покидать корабль, спешно уходили последние провожающие…
– Как я понял, – задумчиво промолвил Джон, – Вы хотите нанять меня для того, чтобы разобраться в этой странной истории?
– Вы правы, – леди Камилла обессиленно уронила руки на подлокотники кресла.
Она встала, вышла из комнаты и вскоре вернулась.
– Я оплачу Вам билет на корабль, – леди Камилла протянула Джону увесистый свёрток, – здесь часть Вашего гонорара, за успех дела обещаю заплатить вдвое больше.
– Мы же понимаем, – ответствовал Джон, принимая сверток, – что найти человека на огромном континенте – дело практически нереальное. К тому же, скорее всего, бегство Вашего мужа в Америку – только вершина айсберга, а основная часть сокрыта здесь, в Англии. Нужно основательно изучить подробности непростого дела.
– Думаю, – вздохнула леди Камилла, – что недели на сборы Вам хватит. А потом – в путь! Вот адрес мисс Эмилии, сестры моего мужа, матери Луизы.
Она вручила детективу лист. От бумаги шёл слабый запах жасмина.
Не одна, а две недели ушли у сэра Джона, чтобы подготовиться к путешествию в Америку. Мало было приготовить необходимые вещи, но важно было опросить, стараясь не привлекать особого внимания, огромный круг людей. Сэр Джон записал множество показаний. Поэтому в число предметов, что были подняты на корабль, вошёл и дорожный саквояж Джона, набитый бумагами. Его хозяин решил разобраться с ними в долгом пути, пока будет пересекать океан.
За круглым иллюминатором колыхался океан. Он был всегда разным. То искристо-бирюзовым, то иссиня черным с мерцающими в глубине звёздочками, то сине-серым, то рыже-лиловым, то голубым с белоснежной пеной за бортами. И всегда – живым. Он вздыхал, ворочался, резвился, гневался, ласково качал корабль на своих ладонях. В его бездонном брюхе обитали всякие рыбы, киты, осьминоги и невероятные чудовища.
Сэр Джон разглядывал своё отражение в круглом зеркале. За несколько дней пути он осунулся. Мучила качка, его светлые волосы поблекли, но голубые глаза были полны жизни. Иногда в них читалась досада.
Давно у него не было такого запутанного дела. Он перечитывал бумаги раз за разом, пытаясь выстроить образ сэра Вильяма, но всё рассыпалось. Так бывало, когда в дело вмешивалась Ложь. Кое-кто из тех, с кем беседовал Джон, нагло и расчетливо лгал.
Леди Камилла описала покойного, а теперь, выходит, живого мужа, как безвольное, равнодушное существо. Да, она искренне скорбела о его уходе, но сейчас не знает, что думать и чувствовать.
Дворецкий был крайне немногословен, сказал только, что сэр Вильям был решительным и великодушным человеком.
