ГЛАВА - 1. Нежданные гости
За ударом пришла тьма...
В голове как-то непривычно шумело. Где-то за стеной громко скулила собака. Бурый... И чего он так воет? По мою душу, что ли? Открыв глаза, я нащупала большущую шишку на лбу. Не смертельно, конечно, но болит всё-таки немилосердно. Чего случилось то? Память как-то нехотя, отрывочными картинками, откручивалась назад... Похоже, что я оступилась, спускаясь в плохо освещённый погреб, и пребольно ударилась. И чего так расходился Бурый?
Воспоминания... Бывает, — они захлёстывают так внезапно! Куда от них денешься? Особенно такими бесконечно-долгими осенними ночами. Воспоминания... то и дело врываясь в разум, они невыразимо бередят душу, заставляют с рыданиями утыкаться и в без того до мокрого пропитанную слезами подушку. Столько смертей... Их как-то не сразу и принимаешь, всё осознание безвозвратности случившегося приходит позже, и тогда навзрыд рыдаешь, до безумия вгрызаясь в край покрывала. Я наверно только в пришедшее вслед за отъездом Семёна полнолуние окончательно и приняла все прошлые события, как и то, что осталась совсем одна... Как со всеми своими страхами, так и с чужими проблемами... А ведь даже не знаю, насколько долго задержится он в городе. А если у него там пойдёт что-то не так? Не приведи Бог, ещё что-то случиться!
Вот и незаметно подкравшийся рассвет вполз в мутные оконца старенькой заимки, начинался новый, наполненный уже привычными хлопотами день. К счастью, особо большого хозяйства Семён не вёл, живя по большей части охотой и с маленького огородика, да ещё какими-никакими лесными дарами. И учитывая, что теперь единственного своего жеребчика он оседлал, именно на нём и отправившись в город, а огород безвозвратно зарос лебедой и бурьяном, — на моём попечении остался лишь вислоухий пёс по кличке Бурый, где-то мне по пояс в холке, довольно грозный, хоть и похожий на здоровенную болонку. Как обычно, я наполнила его миску кашей с кусками варёного мяса да плеснула свежей водицы в стоящее рядом ведро, и в задумчивости вернувшись в дом, уже привычно пополнила примус керосином. Теперь можно и себе чаю заварить. Вот позавтракаю и придумаю, чем бы ещё таким заняться. Скучновато тут... Ненароком перевела взгляд на высокую поленницу за окном. Ну не дрова же в самом деле рубить?!
Для себя, любимой, я особо не готовила. Вот если бы знать точно, когда Семён вернётся... Хлебушек бы спекла. Хотя печь протопить вечерком и надобно, осень на дворе и прохладнее стало, особенно по ночам, а заодно и тесто поставлю, глядишь, и чего спечь получится, мука вроде бы есть. Прибраться ещё надобно, только это и потом можно, после готовки...
Так, за мелкими хлопотами, и прошла половина дня. Отыскав в погребе упаковку дрожжей, я достала муку и хотела поставить на серединку залитого тёплым солнечным светом подоконника тесто, как вдруг надрывно залаял Бурый. Следом натужно замолотили в калитку, и, похоже, что прикладом ружья.
— Кто там?! — как-то с хрипотцой выкрикнула. Неприятный холодок пробежал по спине, и, сорвав со стены вертикалку, я вместе с нею высунулась в оконце: — А ну-ка не балуйте там, а то жаканом пальну!
Стук резко прекратился.
— Это егерь с участковым! — донеслось из-за ворот. — Обходим тут... Нам бы войти. Переговорить надобно, да и водицы бы попить не мешало, а то к вам не проехать, почти от самого шоссе сюда с утра на своих двоих топать довелось.
Хорошо, сейчас подойду, а вы пока документики мне свои под калитку подсуньте! А нет, так убирайтесь! Во двор не пущу, а ещё у меня псина здоровенная, волкодав, и он не на привязи!
Оттянув книзу слишком уж всползшую байковую Семёнову рубашку, что ввиду её несуразной длины и отсутствия своих вещей я носила вместо халата, тоскливо проскрипев не смазанными дверными петлями, не выпуская ружья из рук, я второпях сунула ноги в стоящие у двери сапоги. Здесь, а вернее, что по дому, я обычно ходила в шерстяных носках, но если по двору – то лучше обуться. В таком вот виде, да вдобавок опасливо хмурясь, я и подошла к воротам. Как-то незаметно подобравшись, ощекотал густой шерстью мои ноги Бурый, уже не лая, он принюхался и для порядка предупредительно рыкнул в сторону притихших за калиткой чужаков.
— Так вот, гляди... — показались из щели под калиткой два красненьких уголка. И вытянув удостоверения, я внимательно вгляделась в фотографии и печати. Вроде бы подлинные. Прильнула глазом к щёлке. Всё верно, именно они — те же лица, что и в документах. К тому же у егеря на изрядно поношенной шапке хорошо заметна жёлтая эмблема лесника, а на участковом — мятая форменная фуражка и заляпанный грязью серый плащ.
— Хорошо, подождите, сейчас только собаку запру, — настороженно бросила им.
— Ты давай, дочка, отпирай ужо поскорей...
Взявшись за кованную ручку калитки, еле-еле успокоила дрожание рук, все мои мысли путались... Знакомы ли эти пришлые с Семёном? Знают ли его дочь? По всему, что нет, а то бы сразу по имени её назвали...
Бурый упирался, совсем не желая заходить в сарай. Боясь, что и на меня оскалится, я не слишком усердно тянула его за ошейник.
— Недолго побудь уже тут, — словно человеку сказала ему. — Ну пожалуйста...
