Я самый прекрасный ночной цветок дома Наслаждений в приграничном та́ху Са-ах. Мой дар – управлять чужими эмоциями, что получается у меня даже лучше, чем управлять своими. Уж поверьте, навязывать кому-то посторонние эмоции намного проще, чем справиться с собственной… истерикой.
– Да, да, дааааа! – нет, что-то ни то. – Я! Я! Я! О май гад! – вообще не в тему. – Возьми меня. Ну возьми же… – и хрясь его подносом по башке! Ой не попала.– Ай, ай, ай… Да больно же! – пытаюсь я вывернуться из цепких пальцев одного из самых наглых представителей мужского населения таху.
Кто-то вовремя стучит в дверь. Мы замираем, я едва могу отдышаться.
– У вас всё в порядке? – спрашивает, не открывая двери, моя прилюбезнейшая работодательница, нуа-Киа́ла. Уверена на все сто, что ее беспокоит вовсе не порядок в ее лучшем доме Наслаждений для местных богатеньких аборигенов, а не прибью ли я в пылу схватки одного из ее покровителей. Точнее младшего сынулю одной из правящих семей Са-ах.
– Нормально, – пыхчу я, но понимаю, что ответила слишком тихо и вряд ли меня расслышали за толстой деревянной дверью, такие пропускают только вопли. Наверное, я переусердствовала, раз хозяйка услышала.– Всё хорошо! – ору во всю глотку и чувствую, как чужие лапы на моем теле сжались крепче, хотя сам их владелец аж вздрогнул от неожиданного вопля.
Я хитро улыбнулась, зная, что он не видит сейчас моего лица, возвышаясь надо мной двухметровой детиной, а при моем росте в 165 сантиметров, максимум куда его глаза и смотрят, так это в глубокий вырез моего полупрозрачного балахонистого халатика. Хотя может он джентльмен и смотрит на мою светловолосую макушку? Ага, как же! Его ручищи медленно, но уверенно поползли к моей груди. Не устоял!
– Ну, куда ты так спешишь, – бью я его игриво по одной из ладоней.
За дверью тишина. Или хозяйка удалилась, успокоенная моим громким и уверенным ответом, или ждет исхода.
– Уууу, какая ты горячая! – пыхтит это нечто мне куда-то в район уха.
А он чё думал, я холодная? Полудохлая тушка? Зачем тогда вообще припёрся?
Я разворачиваюсь в его руках, заглядываю в черные глаза, затуманенные похотью, нежно пробегаю пальчиками по плечу, шее, касаюсь его губ, чувствую, что если затянуть дольше, то он мне или ребра, к такой-то маме, сломает, или, как минимум, с синяками буду неделю ходить.
– А ты любишь горячих и страстных?
– А кто таких не любит, – ухмыляется он и наклоняется, явно собираясь поцеловать.
Вообще странно, что мы до сих пор стоим на ногах, а не валяемся где-нибудь между входной дверью и кроватью. Почему-то младших сынков чаще всего хватает на пару шагов и меня уже пытаются завалить, как дичь на охоте.
Я вовремя прикрываю его рот ладонью и, обманчиво разыграв смущение на лице, произношу последние шаблонные фразы:
– Ой! Ну что ты всё спешишь и спешишь. Целая ночь впереди, – и вот он уже, пошатываясь, двигается назад, прямиком к огромной кровати на низких ножках. Валится на постель плашмя, не выпуская меня из рук, и с самым, что ни на есть, блаженным выражением на лице уносится в мир грёз.
– Бедолага, – вздыхаю я и, сбросив его руки с себя, встаю.
Поправила халатик, собрала растрепавшиеся волосы в пучок, разыскала свои тапочки в разных углах комнаты и, подхватив их, с гордо поднятой головой выплыла в коридор.
– Шустрая, – нуа-Киала даже не смотрит на меня, а лениво рассматривает свои аккуратные ноготочки, покрашенные в ее излюбленный бархатно-синий цвет. – Могла бы мальчишке подарить чуть больше времени.
– А я бы и подарила, если бы они не лезли на меня, словно кони в период размножения на кобылу, – отфыркиваюсь я. – На сегодня всё? Я свободна?
– И куда это ты собралась?
– Спать. Куда же еще? – удивлено взираю я на непривычно недогадливую хозяйку.
– Сын Архов здесь.
Я вздрагиваю. И сама не знаю, то ли от предвкушения, то ли от страха.
_________________
Таху – слово «город».
Нуа – уважительная приставка к имени богатой или влиятельной женщины.
