– Ах, зараза, хороша! – Клара Аркадьевна постучала ногтями по поверхности стола и улыбнулась отражению в зеркале. Она откинулась на спинку стула, вздернула нос и еще раз окинула себя оценивающим взглядом.
«Стара? Бесспорно! – думала она, проводя подушечками пальцев по провисшей линии подбородка. – Но чертовски хороша! Бытует мнение, что женская старость, по сравнению с мужской, некрасива. Интересно, – Клара Аркадьевна ядовито улыбнулась, – посмел бы кто-нибудь сказать нечто подобное мне?» – Глаза женщины хитро блеснули.
В свои семьдесят четыре года Клара Аркадьевна выглядела великолепно. Ее большой красивый лоб подчеркивала забранная назад седина. Избороздившие лицо морщины, которые трудно было скрыть даже за обильным гримом, говорили о развитых умственных способностях хозяйки. Тонкие выцветшие брови имели красивую форму и были грамотно подкрашены. Умные темно-зеленые глаза смотрели на мир с ироничным вызовом, кончик прямого носа слегка провисал, а растянутые в улыбке губы превратились в тонкие полоски. Когда Клара Аркадьевна смеялась, морщинки вокруг ее глаз превращались в улыбки. Шея актрисы была прикрыта платком, который она порывистым движением сорвала и откинула в сторону; платок послушно лег на подлокотник рядом стоящего кресла. Клара Аркадьевна открыла ящик стола, достала ватные диски и принялась снимать грим.
«Слава Богу, в спектакле задействовано всего три человека, и в гримерной сегодня я одна!» – В последнее время Клара Аркадьевна заметила, что молоденькие девочки-актрисы смотрят на нее с долей сочувствия. Выражение их глаз гласило: «Вы потрясающая актриса, но… ваше время ушло». Вспомнив их поджатые губки и хитрые взгляды, она с силой ударила кулаком по столу: «Мелкие паршивки! Ничего из себя толком не представляют, а гонору…» Женщина откинула в сторону использованные диски, взяла новые, стерла нарисованные глаза, брови, губы и оценила обесцвеченные черты лица.
– Да-а-а-а-а, – печально протянула она, – старость подкралась незаметно. Старость… – она тихо, но внятно повторила засевшее в голове слово, словно пыталась проникнуть в самую глубь его значения. Ее низкий прокуренный голос утонул в пространстве полутемной гримерной.
«Отчего люди с ней так жестоки? – рассуждала актриса про себя. – Ведь она приходит ко всякому. Старость – это красота прожитых лет, это опыт, это мудрость, это сила закаленного духа. Старость достойна уважения и почета, а не порицания и осуждения». Клара Аркадьевна не понимала молодых пигалиц, которые так беспечно и нагло принимали дары жизни, не испытывая при этом ни уважения, ни благодарности. Сама она с детства относилась к старости с пиететом. Возможно, потому, что так было принято в их семье, возможно, потому, что ее к этому приучили. В любом случае, ей не нравилась тенденция современного мира пренебрегать людьми и их мнением.
– Старость, – одними губами прошептала Клара Аркадьевна и усмехнулась. – С детства я мечтала красиво состариться. Вы не ослышались, господа. – Она подмигнула отражению. – Я мечтала красиво состариться. Девчонки обычно мечтают стать принцессами, балеринами, ну или просто красавицами, а я мечтала красиво состариться. Что ж, – Клара Аркадьевна постучала указательным пальцем, на котором красовался необычный перстень, по столу, – теперь я могу с уверенностью сказать, что моя мечта осуществилась. Но, – она поправила съехавшее набок кольцо, – что гложет мое сердце? Почему насмешливые взгляды этих бестолковых пигалиц задевают за живое? Может, заполучив мечту, я завидую их молодости? Завидую тому, что их жизнь только началась? Нет. – Клара Аркадьевна опять откинулась на спинку стула. – Нет, я им не завидую. Мой жизненный опыт позволяет видеть жизнь столь многогранно, что я наслаждаюсь каждым Божьим днем. Я испиваю дни, как измученный жаждой человек испивает кувшин колодезной воды. Эта ненасытность появляется под конец, когда понимаешь, что осталось не так много, что, возможно, завтра ты сделаешь последний вздох. Нет, я им не завидую. – Вспомнив притворное раболепство одной из студенток, Клара Аркадьевна пренебрежительно передернула плечами. – Пустоте завидовать нельзя. – Актриса неторопливо провела пальцем по выцветшей брови, потом по скуле. – Мое сердце гложет обида за старость. Весь труд жизни, весь опыт брошен к ногам молодости, а она снисходительно смотрит, не понимая, какие сокровища мироздания положены к ее ногам. Современная юность не дорожит им, так как не трудилась в поте лица, чтобы заслужить его!.. Нынешние дети, слава Богу, не все, – женщина вспомнила замкнутого студента с третьего курса, трудолюбивого и дотошного малого с первого и озорную девчонку с пятого, – взращиваются, окруженные гиперопекой. Мамочки, а иногда и папочки, с пеленок все за них делают. – Перед глазами женщины встала картинка недавнего похода в гости, где девочку пяти лет родители чуть не с ложки кормили. – Они их кормят и поят, одевают и раздевают, убирают и моют за ними. Родители доходят до того, что выясняют отношения с их друзьями, учителями, избранниками… – Клара Аркадьевна выдавила из тюбика крем и обильно смазала им кожу, потом похлопала ладонями по линии подбородка. – К старости взрослые устают опекать свое чадо: им не хватает ни моральных, ни физических сил. Скрепя сердце они отпускают «малыша» на вольные хлеба и говорят ему: «Лети, ты вырос!» Но не приспособленное к труду и жизни рослое дитятко истерит и капризничает. Оно привыкло получать все даром. К чему труд, к чему усилия?.. Придет мама, придет папа… А к маме с папой тем временем незаметно подкралась старость. Им бы самим помощь не помешала. Но кто, спрашивается, помогать должен? Тот, кто к этому не приучен?.. – Актриса зло улыбнулась. – Увы, родители, вы забыли вековую народную мудрость, которая гласит: «Что посеешь, то и пожнешь». Так-то! – Клара Аркадьевна с шумом бросила тюбик на полку. – Раньше детей с малолетства приучали к труду, к уважению, к ремеслу. Они чтили семью, веру, стариков, труд. Попробуй брось фантик на вымытый матерью пол. В лучшем случае тебя заставят переделать всю работу, в худшем – грязной тряпкой перепадет. – Женщина провела пальцем по самой глубокой морщине на лбу. В эту минуту она вспомнила свое детство. – С ранних лет мама называла меня ласково Кларочкой, а папа звал высокопарно Клари́. То ли торжественный тон, то ли громко звучавшее имя, не знаю, что повлияло на становление моей личности, но постепенно в характере появились достоинство и упрямство. Всю жизнь я гордилась результатами своих трудов и всю жизнь упрямо шла к цели. Возможно, именно эти качества гложут мою душу и не дают покоя, когда слышу: «Ой, да что вы хотите, ей скоро в могилу!» – Клара Аркадьевна опустила подбородок на сплетенные пальцы. – Сегодня я устала больше обычного. Сегодня мне хочется побыть одной, сегодня мне хочется побыть
