Рэймонд Моуди совершил редкий подвиг на ниве научных изысканий: он создал парадигму.
В классическом труде «Структура научных революций» Томас Кун указывает, что научные революции происходят тогда, когда кому-то удается открыть новую перспективу, новую модель, новый подход к реальности. После такого прорыва можно достичь значительного прогресса, который был недостижим ранее. Кун утверждает, что наука продвигается вперед не потому, что для решения проблем привлекают научный метод, а скорее в результате блестящего, оригинального озарения, благодаря которому открывается путь для такой работы.
Как пишет здесь доктор Моуди, «Жизнь после жизни» была не первой книгой о таком опыте. Действительно, в своем увлекательном труде «Путешествия в другой мир» (Otherworld Journeys) доктор Кэрол Залески из Гарварда свидетельствует, что в средневековой литературе немало похожих рассказов. Стало быть, Моуди не стал первооткрывателем такого опыта. Но он дал ему название, и это название – «околосмертные переживания» – позволило создать парадигму для значительного объема исследований, которые были выполнены с момента публикации книги «Жизнь после жизни».
Почему так важно дать феномену правильное название? Стивен Хокинг, великий английский физик-теоретик, говорил, что термин «черная дыра» для изучаемого им явления имеет решающее значение. Так и в любой сфере человеческой деятельности: мы – существа именующие, мы придаем явлениям смысл, а названия, которые мы для них выбираем, определяют то, как мы объясняем сами феномены, и влияют на то, что с нашими трудами делают другие.
Доктор Моуди не только вновь открыл явление, которое, как нам теперь известно, широко распространено среди людей; присвоив этому опыту исключительно подходящее имя, он обеспечил продолжение исследований такого опыта. Значимость подобного вклада в сферу человеческих знаний невозможно переоценить.
«Свет вдали», как и предыдущие книги доктора Моуди, отличает открытость, тонкость и скромность. Эта последняя характеристика, как я полагаю, для его работы важнее всего. Он не заявляет, что его открытия обладают особой ценностью. Сам термин «околосмертный опыт» (ОСО) настолько удачен как раз потому, что он в высшей степени сдержанный. Доктор Моуди не замахивается на то, что ему удалось доказать что-то сверх того, что околосмертные переживания существуют и широко распространены.
Можно ли считать, что исследования ОСО привели к научному доказательству того, что жизнь после смерти есть? Полагаю, нельзя, хотя некоторые энтузиасты уверены в обратном. Они доказывают только то, что в момент смерти многим людям выпадает возвышающий и многообещающий опыт. Я не думаю, что в сфере жизни после смерти человека можно ожидать чего-то сверх такого вывода. Соответственно, я не могу понять, почему многие научные и медицинские учреждения не могут довольствоваться фактом того, что этот опыт имеет место, и изучать его с интересом и уважением.
Увеличивает ли исследование околосмертных переживаний вероятность того, что человек будет жить и после смерти? Я склонен думать, что да; но, когда речь идет о вероятности, все еще в немалой степени требуется вера – а большинство из переживших такой опыт в этом не сомневаются.
Ближе к концу книги доктор Моуди обращается к человеку, который, возможно, был величайшим американским мыслителем, – Уильяму Джеймсу. Околосмертный опыт – опыт «ноэтический», это переживание озарения, обеспечивающее понимание, неоспоримое для того, кому оно выпало. Как замечает сам Джеймс, такой опыт не может принудить эмпирическую науку принять его как факт; но, поскольку такие переживания случаются, эмпирическая наука не может и претендовать на монополию в сфере человеческих способов познания. Кэрол Залески к концу своего исследования приходит к тому же выводу; как и доктор Моуди, она возвращается к категориям Уильяма Джеймса и называет околосмертные переживания опытом мистического озарения.
«Видения другого мира творит та же сила воображения, которая обычно помогает нам представлять себе смерть; наша склонность изображать идеи в конкретной, воплощенной, драматической форме; способность нашего внутреннего состояния трансформировать наше восприятие иных пейзажей; наша потребность пропустить через себя культурную карту физической вселенной и наше стремление познать эту вселенную как моральный и духовный космос, к которому мы принадлежим и в котором у нас есть цель».
Околосмертный опыт тогда будет пусть и впечатляющим, но лишь одним из многих переживаний в человеческой жизни, которые вновь дают нам надежду. Это лишь намек на объяснение, хотя и обладающий силой.
И это не единственный намек.
Мы обменивались с доктором Залески письмами, обсуждая ее труд, и она как-то заметила, что припозднилась с ответом из-за рождения первенца. Я написал ей, что, возможно, рождение ребенка по крайней мере настолько же явственный намек на объяснение, как околосмертный опыт, хотя это и гораздо более распространенное явление. С точки зрения Высшей Инстанции вопрос вполне может заключаться в том, способен ли Он давать нам намеки лучше или больше, чем нам уже дано.