Так вот, значит, каково это – отобрать у кого-то жизнь… Убить, чтобы самому остаться в живых…
Опустив глаза на лужу крови у себя под ногами, я встретился взглядом со своим собственным отражением. Над головой с потрескиванием помигивали люминесцентные лампы. Как я во все это вляпался?! Я ведь просто обычный работяга из продовольственного магазина!
И вот вам здрасьте: стою тут, склонившись над телом человека, которого только что убил…
На миг подумалось, что все-таки не убил, только покушался – он все еще отчаянно хватал ртом воздух. Втягивал в себя его последние глотки. Но нет, сомневаться нечего: он умирал жуткой смертью и прекрасно сознавал это, мог прочувствовать весь ужас происходящего до последней капли.
По утрам, уходя из дома на работу, я частенько придерживал дверь лифта для своей соседки, миссис Хаффл – славной старушки на восьмом десятке. Предположим на минуточку: лифт вдруг застрял, и мы оба оказались в такой гнилой ситуации, при которой выйти из кабины своими ногами может только один из нас. Стала бы она меня убивать, чтобы самой остаться в живых? Хватило бы у нее духу спустить курок, чтобы потом, как ни в чем не бывало, встретиться со своей подругой Долорес за завтраком в кафе? Блин, постоянно такая вот херня в голове вертится, я по ходу на ней окончательно зациклился. И знаете, самое смешное тут в том, что уже про себя-то я всегда думал: не, я парень не из таковских! Случись что, лучше сторонкой обойду, на рожон не полезу.
Так что же, блин, такое произошло? Это на меня не похоже! Но, если честно, то тут вообще все оказалось не тем, чем всегда воспринималось.
Кровь у меня на руках отдавала металлом. Перед глазами вдруг сама собой возникла картина: мой дядя возится со своим грузовиком. Мне тогда, наверное, всего годика три было. Сами, вероятно, знаете: унюхаешь вдруг какой-нибудь запах – и моментально переносишься в прошлое, видишь те давние события так четко и ярко, как этот вот текст на книжной странице, который вы сейчас читаете, – даже несмотря на то, что вы и не вспоминали о них с тех самых пор, как много лет назад ваш мозг уложил их на самую дальнюю полку. Вернуло меня к реальности лишь щекотное прикосновение крови, медленно сползающей у меня по рукам.
Она размеренно капала с кончиков пальцев на пол – словно с водопроводного крана, завернуть который до конца у малыша не хватило силенок. Густая, как кленовый сироп, но все-таки не липкая – скорее как какие-то красные сливки для кофе.
Опустившись на колени, я потянулся к нагрудному карману рубашки умирающего. Вытащил оттуда пачку сигарет и серебряную зажигалку «Зиппо». Похлопал по пачке снизу, выбил несколько сигарет, поймал одну губами – чтобы не вымазать фильтр кровью. Человек у моих ног теперь уже хрипел. Втягивал воздух с короткими интервалами, словно спал и видел кошмарный сон. Может, это оно и было – просто кошмарный сон. В смысле, если честно: у меня вообще не было ощущения, что все это происходит по-настоящему, – настоящей была лишь ослепляющая боль от открытой раны у меня на голове.
И в этот момент он заговорил:
– Флинн, ты просто молодчина.
На окровавленных губах надувались и лопались розовые пузыри.
Щелкнув крышечкой «Зиппо», я безуспешно попытался зажечь сигарету.
– Ммм-гмм, – отозвался я, опять чиркая колесиком зажигалки. На сей раз все-таки прикурил. Заметил гравировку на серебряной крышечке: «Ванильные небеса».
Поднес сигарету к губам умирающего.
– Молодчина так молодчина, – сказал я. – Вот, потяни напоследок.
Его губы оставили на фильтре красные пятна, словно губная помада. И опять картинка: девяностые, мать-одиночка за рулем раздолбанного мини-вэна «Астро» везет с футбольной тренировки сынка-пятиклассника. Сигарета вся в жирных пятнах губной помады. Пышная прическа, ватные накладные плечи – представляете наверняка такой типаж.
– Это все из-за Лолы, сам знаешь, – проговорил он.
– Знаю, – кивнул я.
Он хохотнул, но тут же застонал от боли в груди, напомнив нам обоим, что шутки кончились, что смерть уже совсем рядом.
– Флинн, а какая… какая… у меня фами…
– Не знаю, – быстро ответил я. – Я тебе уже говорил.
– Флинн, согласись – а ведь классно все было, а? – спросил он.
– Ты мне всю жизнь поломал, сволочь!
