До сих пор 1 сентября я отсчитываю годы: «вот первый год, когда не иду в школу.... вот двадцатый год, когда не иду в школу».
…Первое в моей жизни 1 сентября 1999 года, когда не надо идти в школу. Это было счастье. 10 лет мучений позади. Но впереди, кажется, еще страшнее. Я думала: если в школе так скверно, что же тогда творится в жизни? Вообще полный беспредел!
В другое учебное заведение мне 1 сентября тоже не надо идти. Все нормальные студенты приступили к занятиям, а я студентка лишь наполовину. Одной ногой в университете.
Все яркие «звезды» или просто дети состоятельных родителей поступили на дневное. А я средняя – в меру талантливая, в меру серенькая. И денег на платное образование не было. Потому… другим – что получше, а мне – что осталось. Я поступила на журфак на заочное. А могла бы вообще не поступить, и теряла бы год.
Дело было так…
Завалив главный творческий конкурс, я в полном отчаянии поехала домой. Что я скажу родителям? Я уже не прошла – это ясно. Они от меня и не ждали подвигов, приняли бы любые кульбиты судьбы, но самой-то как плохо!
Первое в жизни крупное фиаско.
Зря я замахнулась на университет: дурацкая была затея, изначально обреченная на провал. Неужели было непонятно? Мое место – в профтехучилище: учиться на швею, парикмахера или, чего лучше, на секретаря-машинистку. Вот мой уровень – без особых талантов, денег и связей.
Родители тоже считали эту затею с университетом авантюрной. Однако чего только в жизни ни бывает. Тем более рассчитывали, что у меня какой-никакой приоритет есть. Единственный, но есть. Я вошла в число победителей краевого конкурса юных журналистов «Перышко–99». Мне выдали в подтверждение красные корочки, и мое имя прозвучало по краевому радио в новостях.
К этому преимуществу полагалась рекомендация от редакции районной газеты, где, собственно, уже публиковали мои статьи. Эти статьи и отметили на краевом конкурсе. У меня неплохое портфолио для поступления. Но в итоге оно мне не помогло.
Бойкие и пробивные абитуриенты – девахи и парни с крепкими длинными ногами – лезли во все щели университета, неслись по коридорам, пахнущим свежей известкой и краской, в аудитории на вступительные экзамены. И все знали, куда бежать. А я неслась за ними. Лишь бы поспеть, лишь бы не отстать, а то затопчут, обгонят и помчатся дальше, стуча своими мощными каблуками-копытами.
Так и добежала до ярко-солнечной аудитории, где сидел весь цвет региональной журналистики. Этот «цвет» проводил собеседование в рамках творческого конкурса. Выходили оттуда девицы, пробившиеся первыми. Кто-то подпрыгивал и прихлопывал в ладоши, кто-то матерился, что «тут все куплено», кто-то грустно произносил: «завалили».
Я завалилась сама. Меня спросили:
– Чего вам не хватает для работы журналистом?
От смущения я напустила на себя излишнюю самоуверенность и сказала, что мне всего хватает. На что получила ещё один резонный вопрос:
– А зачем вы сюда пришли?
– Учиться.
– Так вы уже все знаете.
Я будто червяка проглотила. Ничего больше не ответила. Должна была сказать, что не хватает теоретических знаний, эрудиции – именно это я ожидаю получить от прекрасного преподавательского состава университета…
Но вдруг бы им такой ответ тоже не понравился? Сказали бы: какая неуверенная в себе девочка, какой из нее журналист получится, даже тратить время на такую не стоит… А может, там и правда было все куплено и предопределено: кто поступит, кто останется за бортом. В любом случае мне влепили трояк, несмотря на то, что творческое сочинение было хорошее.
Непонятно, куда двигаться дальше.
Уезжая домой, на автовокзале где-то вдалеке я услышала баян. Не просто музыку, а полонез Огинского «Прощание с родиной». С детства он звучала в нашем доме. Папа играл на баяне. И я всегда силилась понять, ну как – как? – из семи нот можно сложить такую мелодию, которая пробирает до слез, будто ты действительно прощаешься с чем-то самым дорогим. И отдираешь это дорогое от себя с кровью.
Я побежала на звук полонеза, через все автобусные платформы, хотя уже подходил мой автобус. Мне надо было … дать хоть какую-то копеечку баянисту. Иначе все – конец. Будет хуже, чем завалить творческий конкурс. Я неслась к этой мелодии, плакала, и все-таки нашла дедулю, играющего полонез.
Положила монетки в футляр из-под баяна. Даже немного постояла и дослушала полонез. Слушала и понимала, что у меня тоже происходит прощание. Не с родиной. С детством, со школьным годами – они были ужасными, но привычными. Дальше – неизвестность. Я с первых дней новой жизни получила провал. Чего еще ожидать?
Я успела на свой автобус. Приехала домой. У меня так болели ноги, что, казалось, под кожей копошатся черви, а снаружи кто-то колет икры мелкими иголочками. Я же сдуру поехала на поступление в туфлях на шпильке – чёб красяво было (как тогда говорили). Дома первым делом опустила ноги в таз с теплой водой – черви и иголки понемногу отступили.
Мама сидела рядом, сочувствовала. Но недолго. Она человек действия. Хоть не особо верила в затею с университетом, она спросила:
– Чего ты расквасилась?
– Не знаю. Теперь только на следующий год.
