В Москве, недалеко от Большой Никитской, как раз за Московской консерваторией, лежит короткий кривой Гимназический переулок. Его почти целиком занимает бывшая мужская гимназия с портретами древних ученых между окон. Заглянем в одно из них, хотя бы вон в то, между Архимедом и Пифагором.
Мы увидим просторный класс с высоким потолком, какие могли себе позволить только дореволюционные здания. Внутренние стены тоже украшают портреты. Сердитый Толстой с крепким лбом и тяжелой бородой, Пушкин с веселыми бакенбардами и Лермонтов с печальным мотыльком усов говорят о том, что мы в кабинете русского языка.
У доски стоит учительница в вязаной серой кофточке поверх зеленого платья. У этой женщины такие рыжие волосы, каких не бывает в ее возрасте. Увы, Ася Бениаминовна красит седеющие волосы «Лореалем».
Ася Бениаминовна всеми силами старается привить детям любовь к книге, но при этом творения современных писателей она к литературе не относит. Нынешних авторов она называет «виртуальными писателями», намекая на то, что они пишут книги даже не на пишущей машинке, а на компьютере. Ася Бениаминовна принадлежит к людям, которые полагают, что великое произведение можно написать только гусиным пером и чернилами. Но больше всего Ася Бениаминовна ненавидит фантастику.
– Уж лучше бы вы Шолохова читали! – кричит она, поймав какого-нибудь ученика за книгой Пратчетта, Роулинг или Мидаса Сергеева.
Ася Бениаминовна считает, что хотя Шолохов, по причине пишущей машинки, и не является настоящим писателем, он все же лучше современных фантастов.
А теперь обратим внимание на долговязую девочку в джинсовке за третьей партой у стены. Не боясь разоблачения, она погрузилась в книгу Сергеева «Белые лучи». Обычно, читая книги на уроках, Ира Шмель соблюдала осторожность и не забывала посматривать одним глазом на учительницу. Но сегодня она слишком увлеклась. Прервав объяснение, Ася Бениаминовна подкралась к Ире и выхватила из ее рук книгу.
– Так! – учительница посмотрела на обложку. – Читаем на уроке фантастику?
Слово «фантастика» она произнесла с тем выражением, с каким произносят слово «помойка».
Длинная Ира Шмель поднялась с места и пригнула голову, словно собиралась боднуть учительницу в живот.
Нетрудно заметить, что эта тринадцатилетняя девочка обладает не только странной фамилией, но и вызывающей внешностью. Светлые волосы подстрижены коротко, как у солдата. Под левым глазом тянется свежая царапина – добавление к трем старым. Ни серёжек в ушах Иры, ни колец на ее пальцах никто никогда не видел. Юбкам и платьям она предпочитает мужской джинсовый костюм. Вместо туфелек или сапожек на ее ногах всегда одни и те же крепкие ботинки на толстой каучуковой подошве. Неудивительно, что незнакомые люди обычно принимают ее за мальчика. Характер Иры соответствует ее облику. Когда она только явилась на свет в знаменитом московском роддоме Грауэрмана, старая акушерка тут же ее шлепнула, как шлепают всякого младенца, чтобы он закричал и прочистил легкие. Но Ира даже не раскрыла рта. Она так сердито зыркнула на акушерку, что та сразу поняла: с этой девочкой шутки плохи. Однако Ася Бениаминовна после тридцати лет работы в школе не побоялась бы войти даже в камеру к серийным убийцам.
– Что же, иного выхода нет, – вернувшись к учительскому столу, она сунула книгу в ящик и заперла его на ключ. – Если б это был хотя бы Куприн, – она поморщилась, – или хотя бы Бунин, – она поморщилась еще сильнее, – я бы тебя простила. Но читать фантастику… – учительница скривила рот. – Книгу я отдам только твоим родителям. А заодно мы с ними побеседуем о твоем поведении.
На загорелом лице Иры появилось презрительное выражение. Ася Бениаминовна была добрым человеком, но свой предмет считала священным и небрежения к нему не терпела. Она взяла пластиковую указку, сверкавшую в лучах солнца, как сосулька, и хлопнула по ладони.
– Ну что ж, прошу к доске. Ты у нас девочка начитанная. Значит, тебе нетрудно будет объяснить правила написания сложносочиненных предложений.
Из школьных дверей Ира вышла злая. В дополнение к отнятой книге и приказу привести родителей она получила тройку по русскому. А если бы сидевший на первой парте Макс Антохин не подсказал, была бы вообще пара.
