Они преследуют меня днем и ночью. Для них время суток не имеет значения, я же чувствую себя в темноте гораздо менее уверенно. Точнее, так было раньше. С некоторых пор все изменилось, все выглядит немного иначе – даже в сумерках, даже в полном мраке. Иногда задаю себе вопрос, не становлюсь ли я медленно и постепенно одним из них, сам того не замечая? И тогда меня охватывает холодный липкий страх. А если вдруг покажется, что самое плохое позади, надо всего лишь вспомнить: охота никогда не прекратится. Но они и не позволят мне забыть об этом.
Я один, а их сотни. Подозреваю, что их гораздо больше – может быть, тысячи или миллионы, – но в каждый данный момент и в данном месте я имею дело с десятками преследующих меня. Остальными я не интересуюсь. Не собираюсь тратить на них свое почти иссохшее воображение. У меня нет на это времени, да и желания тоже. Им принадлежит Земля, но я-то им пока не принадлежу. Я их понимаю: для них я чужой. Ублюдок. Фактор постоянной угрозы. Я подлежу безусловному уничтожению. Они охотятся, защищая себя от неизвестности – как они это понимают. Я тоже буду защищать себя до последнего патрона или последнего зуба. Все честно, если борьбу за выживание вообще можно назвать честной.
В одной из подобранных мной книг я прочел, что в прежние времена в ходу была пословица: в стране слепых и горбатый – король. Не знаю, кто я, но точно не король. Пословица безнадежно устарела. Действительно, меня окружает множество потерявших былую ценность вещей – те же книги или, например, видеодиски. Я уже не говорю о телевизорах, автомобилях, мебели, бриллиантах. Все это барахло теперь круглосуточно к моим услугам. В принципе, я мог бы владеть тем, ради чего люди когда-то рисковали жизнью, воевали, убивали или по крайней мере пахали как проклятые, принося в жертву ненавистной работе свое время, молодость, здоровье. И в каком-то смысле я этим владею. Только такое «владение» приносит мне не больше удовлетворения, чем вору, оказавшемуся в огромном горящем доме с роскошной обстановкой. Крыша пока не обрушилась, комнат еще предостаточно, есть куда бежать, есть где спрятаться от неумолимо распространяющегося пламени. Но двери заперты снаружи; на окнах решетки; подвал, через который я забрался сюда, уже завалило. Конец неизбежен, это лишь вопрос времени. Единственное, чем я пытаюсь себя утешить: если отбросить сопливые иллюзии и религиозные бредни, разве не всегда было так? Какое столетие истории ни возьми, каждому конкретному человеку, будь он принц или нищий, принадлежало только время, оставшееся до смерти, а я уже продержался достаточно долго. И в будущем не намерен отдать за просто так ни единой секунды.
Господи, спасибо тебе за то, что ты позволил мне увидеть этот свет.
Очередного крота я убил два часа назад. Надеюсь, он не станет для меня последним, хотя передышка мне не помешала бы. Ночь теплая и звездная. Я нашел пристанище на крыше какого-то двухэтажного здания. Судя по вывеске, раньше внутри было кафе. Сейчас для меня важно, что крыша плоская, обзор нормальный и уйти отсюда можно, как минимум, в трех направлениях, по разным улицам. Имеется пожарная лестница, доступны соседние здания. На худой конец, если путь поверху окажется отрезанным, можно рискнуть и спрыгнуть – я нахожусь не так уж далеко от земли.
Нужно поспать хотя бы несколько часов. Я отчаянно нуждаюсь в отдыхе. Но опасность слишком велика; в любой момент твари могут учуять меня, а спящего выдает дыхание. Слух у них дьявольски тонкий. И они часто сменяют друг друга.
Так вот, того крота я убил в трех кварталах отсюда выстрелом в голову. Точное попадание в глаз. Ирония судьбы; я не настолько меток, чтобы так шутить, а кроме того, с юмором у меня туговато. Юмор хорош для спокойных времен, которые, кажется, миновали навсегда. Нет-нет, я не жалуюсь, я только что благодарил бога за возможность увидеть свет и конец света. Это привилегия, доставшаяся немногим. Пока что я не встречал себе подобных. Я имею в виду уцелевших зрячих. И не думаю, что встречу. А хочу ли я этого? Сложный вопрос. Не узнаешь ведь заранее, сойдемся ли мы во взглядах.
Конечно, время от времени мне нужна женщина. Тогда из дичи я ненадолго превращаюсь в охотника. Изредка удается отбить и завалить какую-нибудь слепую красотку. Обычно они беременны (складывается впечатление, что в качестве стратегии выживания вида кроты избрали максимальное размножение), но если срок небольшой, то я пользуюсь случаем. В моем положении нет ничего рискованнее секса – ну разве что еще минуты, когда я справляю нужду. Без риска тут не обойтись. В пиковые моменты мешает шум крови в ушах. Сам оргазм – несколько мгновений слепоты, прикосновение смерти. Я становлюсь почти беззащитным, несмотря на то, что пистолет и нож все время под рукой. Черт побери, мне не удается даже как следует подержаться за бабьи прелести! И, черт побери еще раз, несмотря на предшествующее воздержание, надо сильно поднапрячься, чтобы кончить со слепой сучкой. Этого не объяснишь, если не пробовал. Для хорошего или хотя бы сносного секса требуется какое-то доверие, чтобы расслабиться психологически, снять многосуточное напряжение. Но когда имеешь дело с женщиной-кротом, испытываешь ощущение, что тебя для нее на самом деле не существует. Ледяной душ. Жуткое, опускающее чувство, что ты – ее дурной сон, мимолетный кошмар, черная, невесть откуда взявшаяся сосулька во влагалище. Она даже не знает, как ты выглядишь, и если поначалу мне казалось, что в этом заключается мое преимущество, то очень скоро я понял, как жестоко ошибался. Они не испытывают нужды во мне; я же чувствую к ним неодолимое влечение, причем не вполне физическое. Их мир черен до такой степени, что зрячему невозможно представить; их безнадежная таинственность завораживает даже тогда, когда приходится убивать их, чтобы они не выкололи мне глаза. В такие мгновения кажется, что я уничтожаю «черные дыры», вобравшие в себя весь свет погасших вселенных. Но даже мертвые, эти темные энигмы продолжают вызывать во мне приливы отравленной ими крови: так погано чувствуешь себя лишь тогда, когда ломаешь что-то, чего не в состоянии понять.
