Юрий Валентинович Трифонов
Стимул
За вечерним чаем говорили о спорте, но не так бестолково, азартно и самоуверенно, как это делают болельщики, а серьезно и педантично, как говорят ученые мужи. Собственно, за столом и собрались ученые мужи: два тренера, один журналист и один кандидат наук, защитивший недавно диссертацию на какую-то спортивно-медицинскую тему. Пятый, инженер Ганин, был человек далекий от спорта и в разговоре не участвовал.
В то время как дамы, сгруппировавшись на одном конце стола, обсуждали качество парижских каблучков-«гвоздиков» и итальянских пуловеров, которые их мужья вывезли из недавних командировок, на другом конце стола завязался сугубо научный и даже, можно сказать, философский спор на модную тему: существует ли предел рекордов, предел человеческих возможностей.
И вдруг, неожиданно для всех в разговор вступил Ганин.
– Я, конечно, не теоретик, – сказал он. – И вообще не спортсмен. Но, по-моему, человек никогда не знает предела возможностей. Тут все зависит от обстоятельств. Вот я, например, однажды в жизни поставил рекорд, очень высокий рекорд, ей-богу. Конечно, не мировой, но, может быть, областной. Или районный, что ли.
– По какому же виду спорта? – спросил, иронически улыбаясь, кандидат наук. – Видимо, кто больше выпьет пива или что-нибудь в этом роде...
– Ничего подобного. По бегу. К сожалению, мой рекорд нигде не зафиксирован, но рекорд был, это точно.
Ганин так всех заинтриговал, что дамы забыли о пуловерах и потребовали, чтобы он немедленно рассказал о своем рекорде.
– Что ж, история любопытная и притом довольно страшная, – начал Ганин. – Во всяком случае, я никогда в своей жизни ничего более страшного не испытывал, а вы знаете, я прошел огонь и воду...
Словом, случилось это лет примерно восемнадцать назад. Я был тогда юнцом, студентом-первокурсником и на летние каникулы поехал погостить к своему приятелю Косте Лямину на Урал. Жили мы в лесничестве, вдали от железной дороги, рыбачили, охотились, ходили в гости к ленинградским студенткам-биологичкам – мы называли их «биологини», – которые проходили практику километрах в пяти от нашей обители. В общем, отдыхали в свое удовольствие. Месяц пролетел незаметно, и вот уже мне пора уезжать – я должен был до начала занятий заехать в Ярославль. Накануне отъезда устроили что-то вроде прощальной вечеринки. Утром я встал с головной болью, а бедняга Костя опился холодным пивом до того, что потерял голос и еле сипел.
До железнодорожной станции было километров тридцать. Меня обещали подвезти на машине, и я с утра уже собрался и ждал. До обеда машины не было. Я начал беспокоиться, но Костя уверял меня, что машина будет непременно: он твердо договорился с каким-то шофером из соседней деревни, человеком абсолютно точным. Мы продолжали пить пиво. Дело подошло уже к вечеру, а машины нет как нет. Я решил было идти пешком, но Костя не отпускал меня – вы знаете это тупое упрямство захмелевших людей! Он хватал меня за руки, сдергивал с меня рюкзак, забрасывал мою кепку в угол и бубнил одно:
Конец ознакомительного фрагмента.
