Юрий Валентинович Трифонов
Победитель шведов
Все мальчишки Алешкиного дома, и соседних домов, и всех ближайших улиц бредили хоккеем. И это было понятно: они жили в орбите стадиона. Огромный стадион возвышался над окружающими домами, подобно скале среди моря крыш. По вечерам он озарял небо пыланием своих прожекторов. Он наводнял улицы многотысячными толпами и запруживал их автомобилями, его гомерический свист, его ропот и вздохи сотрясали воздух и слышались далеко вокруг.
И мальчишки теряли голову.
Алеше было двенадцать лет. Он был такой же, как все: ходил в школу возле трамвайного круга, держал голубей на балконе и замечательно умел проникать на стадион без билета. Так же, как и все, он гонял шайбу на дворовом катке и был влюблен в знаменитого хоккеиста Дуганова. Он был обыкновенный, рядовой мальчишка до того дня, когда счастливая случайность...
Впрочем, следует рассказать по порядку. Итак, на заднем дворе был каток. Настоящие деревянные борта и настоящая шайба, которую гоняли кто чем: кто просто палкой, кто обломками клюшки, а у Алеши была проволочная кочерга с загнутым концом. На этом клочке льда, стиснутом котельной и гаражами, каждодневно кипела битва. Здесь были свои динамовцы и армейцы, свои канадцы и чехи, свои знаменитости, неудачники, ленивые таланты и робкие новички. Каждый из хоккеистов присваивал себе какое-нибудь звонкое имя. Алеша мечтал называться «Дуганом», но поклонников Великого Эдика было чересчур много, и никто не хотел уступать этой чести другому. Были два «брата Уорвик» – Генка и Толя Селезневы, был и прославленный швед по прозвищу «Тумба» – Женька Лобов, здоровенный парень с толстыми кривыми ногами и грубым голосом. Он всегда нарушал правила и толкался как слон. Игры с его участием обыкновенно кончались дракой.
Междоусобицы прекращались в дни больших матчей. Тут уж все были заодно. Сложная процедура проникновения на стадион без билета требовала дружных и согласованных действий.
О вечера Больших Матчей!
О зарево прожекторов над черной скалой стадиона! О праздничное, знобящее, нервное, неутолимое нетерпение! О музыка репродукторов, трескучая и ломкая на морозе!
О прикосновение к великой жизни мужчин!
Музыка обрывалась. Две команды, в зеленых и оранжевых фуфайках, выстраивались на блистающем льду. Переваливаясь в тяжелых доспехах, вратари задом отъезжали каждый к своим воротам. Судья в узких черных брюках, стройный и чопорный – человек из другого мира, – подъезжал к центру поля с высоко поднятой рукой. Изящным движением он бросал шайбу и тотчас пугливо отскакивал в сторону.
И, как ракета, взрывалась игра.
Трещали клюшки. Визжал лед. Глухим бубном гудели борта от ударов. Стремительно и неуследимо крутилась карусель «оранжевых» и «зеленых» на ослепительно белом прямоугольнике льда. И над этим мелькающим экраном, во мгле, в облаках табачного дыма, зачарованно колыхались трибуны. И где-то внизу, на одной из самых близких к полю скамеек, стоял Алеша. С замиранием сердца он смотрел на громадного хоккеиста в зеленой фуфайке с номером «7» на спине.
Это был Дуганов. Сутулый, тяжеловесный, с грузным тазом. Его рыжий бобрик пылал, как факел. Дуганов всегда играл без шлема. Он казался невозмутимым лентяем среди всеобщей гонки и кутерьмы.
– Дуган, играть надо! – кричали сверху.
Он не забросил еще ни одной шайбы, и его спокойствие раздражало. От него ждали подвигов. Немедленно, сию же минуту.
– Э-дик! Э-дик! Э-дик! – хором подбадривали его.
– Дугана с поля!
– Балерина!
– На мусор! – орали другие.
Тысячи глаз смотрели на него с неистовым вожделением. А он нехотя раскатывал возле борта и как будто дразнил трибуны.
И вдруг – неуловимое движение, какое-то чудо, которого никто не успел понять. С волшебной легкостью Дуганов скользнул между двумя игроками и, мощно ускоряя бег, рванулся к воротам. Один из защитников упал ему под ноги. Дуганов перепрыгнул. Второй защитник, согнувшись в три погибели, мчался за ним по пятам, силясь догнать. Но разве мог хоть один человек в мире соперничать с ним в рывке!
Он вышел один на один. Вратарь «оранжевых», громоздкий и беспомощный, как стог сена, замер в своей клетке. Потом сделал судорожное движение навстречу. В то же мгновение мелькнула шайба – и за воротами вспыхнула красная лампочка.
Все это произошло в течение трех секунд.
Вопль ликования, свист, аплодисменты и топот тысяч ног по деревянным скамейкам. Дуганов лениво катился к центру, волоча за собой клюшку. Трибуны бушевали. Они получили долгожданное, но это только растравило голод. Им хотелось еще, еще!..
– «Дуган», молодчик! Браво, Дуганов!
– Дави! Дави!.. – хрипло вопил «Тумба».
Алеша сжимал кулаки в холодных варежках, на глазах его были слезы. Он наслаждался молча. Он наслаждался восторгом, бушевавшим вокруг его любимца. Дугановская тройка уехала на двухминутный отдых. Когда Дуганов вернулся, трибуны взбурлили вновь, требуя продолжения. «Зеленые» зажали «оранжевых» в зоне. Стоял непрерывный треск, как будто в несколько топоров рубили дрова, но это была тончайшая молниеносная работа, за которой не успевал следить глаз.
Вторую шайбу Дуганов забросил своим обычным, «дугановским», приемом: на большой скорости протаранил заслон защитников, обогнул сзади ворота и коротким кинжальным ударом воткнул шайбу. Потом были еще шайбы. Был перерыв. Для развеселения озябшей публики репродукторы запустили джаз, и толстые женщины в белых халатах поверх шуб разносили по рядам глинтвейн и горячие сосиски.
