Читать онлайн полностью бесплатно Анна Попова - Стихофразы

Поэтический сборник содержит более 50 произведений жанра стихофраза – стихотворение, имеющее заглавием фразеологизм и раскрывающее смысловой, образный, ассоциативный, культурологический потенциал фразеологизма, особенности его компонентного состава, происхождения и др.

Автор: Анна Попова

Жанры: Стихи и поэзия, Русская поэзия

Книга издана в 2024 году.

Книга издана к Всероссийской научной конференции с международным участием, посвящённой памяти доктора филологических наук профессора Ростислава Николаевича Попова, которому 19 октября 2020 года исполнилось бы 95 лет

* * *

СТИХОФРАЗЫ

От автора

Наша фразеология – это ещё и наша… поэзия. Да не покажется слишком смелым такое утверждение, к коему пришла неожиданно, опытным – и лингвистическим, и творческим – путём.

Итак, фразеологическая единица (так же, как и стихотворение)…

Многомерна. И самой своей природой, своею сложностью – отголосками, отблесками видоизменённых значений компонентов (уже не слов!) – как и заданная тема стиха, ждёт своего раскрытия.

Символична. То, что фразеологизмы – часть национальной культуры, особые символы, – учёными и показано, и доказано стократно. Но ведь и многие стихи – символы тоже!.. И целое направление в литературе (и не только) существует – символизм…

Образна. Что, к слову, известно нам ещё со школьных лет. А какое стихотворение – без образов?

Действенна, даже – воздейственна. Своим значением фразеологизм обращается к разуму, образом же, картинкой, «внутренней формой» – к чувствам и эмоциям. Да, так же, как и стихотворение.

Точна. А не будь она точной, зачем бы мы плодили дополнительный пласт номинаций? – обошлись бы лексемами! Парадокс, но вспоминается ещё одно литературное течение, кстати, противостоящее символизму. Акмеизм… точность, чёткость, предметность… «на острие».

Ёмка, лаконична. Фразеологизмы, как и стихотворения, – это кратко преподнесённые нам типажи или типические ситуации. Нет сомнений в том, что заглавие хорошего стихотворения в конденсированной форме отображает его содержание. А разве не так же – с фразеологией? Вот только за заглавием стихотворения идёт текст.

А за фразеологизмом?.. А почему бы и нет?.. Вполне возможно… что автор и берётся показать.

Нить жизни[1]

Ничто не уходит, нечего хоронить!

И я понимаю, отчаянно повзрослев:

от тех, кто ушёл, – до нас протянулась нить.

Шершавая нить, кручёная, чёткий след.

Никто не покинул: по-прежнему здесь и свой.

Не бросил кутёнком в отныне пустом мирке.

…Та нить обмотала запястье. И мне, живой,

тепло оттого, что кончик её – в руке.

Ожившая вереница, строка, глава.

Размашистый почерк – неровный, узорный шов.

…А там, далеко-далеко, шелестит листва.

И маленькой мне удивительно хорошо:

мы за руку, вместе обходим заросший двор,

тропа широка, а трава по краям чудна,

и нитка луча из-за тополя чуть видна…

И взрослая я – до ужаса, до сих пор

запястьем и сердцем чувствую – вот она…

Невидимой нитью сшиты страницы книг,

подшивки газет, картины и корабли,

дымок сигареты, низенький дом, цветник…

И строем, по ниточке – тянутся журавли…

Нанизаны, скручены бусины-узелки.

Они не рассыпались, горстью во тьму стучась.

Читатели. И друзья. И ученики.

И все, кто тогда. И все, кто потом, сейчас.

Что было с тобой и дорого – всё на ней:

кто рядом прошёл, и кто был навечно люб.

Как пёстрая галька волшебно цвела на дне.

И нити-лучи над морем стекали вглубь.

И сладкие дыни в янтарном густом меду.

И жёлтые письма – отныне их сон глубок.

…Теперь я, как та Ариадна, иду-бреду.

И катится предо мной, и бежит клубок.

И тянется нить на тысячи горьких дён.

И шелест её, и свет меня обволок.

Я верю, что мы идём… всё равно идём.

Пока на запястье теплится узелок.

Быть на высоте[2]

… и каждый день идёт за сотню, и крылья мчат, и кони ржут, и начинаются высоты, где находиться – честь и жуть.

Отсюда, говорят, виднее – но много лет (и бед!) спустя. Здесь ни хвала, ни преклоненье не удивляют и не льстят.

Здесь возле сердца где-то гложет: соратники, друзья, сыны – быстрей, наивней и… моложе, хотя уж сами не юны. Они твои – до капли крови, ты ощущаешь их родство, ты крепко веришь им.

Но вровень –

с тобою рядом –

никого.

Ты разделяешь их метанья, ты проницаешь в тайники – но страшно многим, ибо тайны болезненны и глубоки…

Отсюда видишь наносное, печально входишь в роль судьи, недооцениваешь снова детей и детища свои. Отсюда клевета и зависть колеблют разве что слегка… Отсюда юность оказалась непоправимо далека. Отсюда ноша в крепкой длани уж очень стала тяжела.

Твой путь – предмет чужих желаний. Но ты не этого желал…

Отсюда ближе тот рубежик, где комом в горле стал скулёж, когда потери неизбежны, и с каждой новой сознаёшь ответственность за тех, которых ты выводил на нужный тракт, вот скоро будут без опоры: тот справится, а тот – не факт…

Душа, молитвенница-чтица, болит о каждом, вот беда…

Отсюда больше не спуститься.

Но только ждать – к себе. Сюда.

Первая ласточка[3]

Я ласточка,

я выбралась едва

сюда, где каждый дом покоем встретит…

Я весточка

с полей, где жар, и бредит

полынь-трава,

я горсточка,

я вера, я зарок –