Читать онлайн полностью бесплатно АНАТОЛИЙ МУЗИС - Стихи (опаленные войной)

Минск горел! За двадцать километров

Видно было как огонь пылал!

Черный пепел, относимый ветром,

Словно траур землю покрывал…

     Боль в груди кричала как подранок…

     Каждый кустик, каждый поворот

     Блеском угрожающих берданок

     Спрашивал тревожно: «Кто идет?!»

Да, мы идем! Мы плачем и отходим!

Но мы еще вернемся! И тогда…

Трижды страшен будет гнев народа,

Вставшего за наши города!

     Путь назад для нас не будет длинным!

     В сердце ярость! Не тоска, не грусть!

     Я не знаю, что я сделаю с Берлином…

     Если до него я доберусь.

Клонилась рожь приливом и отливом,

Тяжелый колос гнулся до земли…

И вдруг, как вши, по белорусским нивам,

Кусая смертью, танки поползли.

     За ними трав тянулся след примятый

     И по следам проложенной войны

     Прошли чужие, рыжие солдаты

     С далекой нам, враждебной стороны.

Клубился дым пиратским черным флагом

На тех местах, где цвел когда-то труд.

Им обещали, что победным шагом

Они вот так всю землю обойдут.

     Победный шаг! Чего как будто проще…

     Глядят нахально пьяные глаза…

     А населенье уходило в рощи,

     В густые белорусские леса.

Душили слезы! Волчьими зубами

Хотелось вгрызться в горло подлецов!

Зрачками дул, ружейными стволами

Смотрело Белоруссии лицо!

     Не только люди – звери, вся природа,

     Была к ним лютой яростью полна…

– Так закипал великий гнев народа!

– Так началась священная война!

Мы все морозным воздухом дышали…

Мы все любили быстрых санок бег…

И лыжный спорт, и зиму…

Но едва ли мы понимали, что такое снег!

     А в эту зиму все пошло иначе…

     Гудит война! И всхлестнутый войной

     Над миром, с диким посвистом казачьим,

     Гуляет зимний ветер ледяной!

Он бьет людей по одному и скопом,

Морозит ноги, обжигает нос…

Не в теплом доме, в поле по окопам

Переносить приходится мороз!

     А если пули над тобою свищут,

     А ты ползешь… И ледяной пыльцой

     Набьется снег тебе за голенища,

     Забьет глаза, раскровенит лицо…

Когда по этой колкой белой пыли

До дзота вражеского все же доползешь

И дзот подняв наверх гремучей силой

Ты от снегов пехоту оторвешь,

     И та пойдет вперед через ворота

     Тяжелого саперного труда,

     Ты, у тобою взорванного дзота,

     Поймешь тогда,

Тот, кто не видел черной крови сгустков,

Холодных губ и посинелых век,

Кто в зимний день не ползал по-пластунски,

Нет, тот не знает, что такое снег!

Высохло совсем лицо у деда,

Сморщилось от набежавших лет,

Старые глаза не видят света,

Плохо слышит, еле ходит дед.

     Но, когда мы в дедовской каморке

     На постое ночью собрались,

     Он надел разбитые опорки

     И с печи своей спустился вниз.

Глухо кашлял, словно из бочонка.

Ахал! Был он очень стар.

Внучка деда, шустрая девчонка

Быстро вскипятила самовар.

– Значит снова немец… От треклятый!

     И когда его угомонят…

     Ветер снег крутил и рвал над хатой,

     Завывая гулко, как снаряд.

Будто бы судьбу свою вручая,

Внучка чашки подносила нам.

Мы глотали воду, вместо чая

С мятною заваркой пополам.

     А потом, уже ко сну склоняясь,

     Подсмотрел я, как на образа,

     По привычке к богу обращаясь,

     Дед невидящие поднимал глаза.

Глушь… Россия…

Снег, поля да звезды.

Бездорожье девственных лесов…

Здесь пространство меряют на версты

И лампадки жгут у образов.

     Здесь глазами полными печали,

     Чувством дружеским стесняя грудь,

     На обратный путь благословляли,

     Провожая нас в опасный путь.

И хотя мне ясно и понятно:

– Бога нет!

Но в дедовской избе

Было нескрываемо приятно,

Что молились люди о тебе.

Он шел за всеми, сколько мог,

Превозмогая ног усталость.

Но не хватило сил у ног,

Их отняла седая старость.

     Года, уже не те года,

     У жизни есть свои законы…

     И он тоскливо наблюдал,

     Как уходил конец колонны.

Но к вечеру он всех нагнал

И с нами под одною крышей

Остановился на привал.

И лет семнадцати парнишка,

     Спросил его: – Послушай, дед,

     Зачем ты тянешься за нами?

     Тот только посмотрел в ответ.

     Вконец усталыми глазами.

Мы в них прочли без лишних фраз:

– Беда у общего порога!

У старика, как и у нас,

Одна судьба, одна тревога.

     А утром тот же паренек,

     Хотя и знал, что путь был труден,

     Заплечный взял его мешок,

     Сказав: – Иди, так легче будет.

Зима… За дверью снег и стужа.

Холодной мглой затянут горизонт.

Полгода писем ждет она от мужа,

Он с первых дней войны ушел на фронт.

     Полгода воет сиротливо ветер…

     Жена, кормилица и мать,

     Она весь день заботится о детях,

     Стараясь мысли страшные прогнать.

Придет с работы, сына кормит грудью,

Глядит в окно на мутный небосвод

И ждет письма… Упорно ждет и ждет…

А писем нет… и, видимо, не будет.

Под самолетный смертоносный гуд

Дорогами, ведущими к востоку,

Как от чумы свирепой и жестокой

Уходят жители. Бегут…

Из Вильно, Каунаса, Белостока…

      Июньский воздух пылен и горяч.

      Шрапнель в нем виснет темными клочками.

      Они бегут – с корзинками, с узлами…

      И слезы женские, и детский плачь

      С автомобильными слились гудками.

А им навстречу, яростны и злы,

Не испугавшись вражьего нахрапа,