Ты не выспался.
Уголки рта – костыли для мешков подглазных –
работают на все тридцать два.
И приветственный делаешь жест рукой:
Здравствуй, пыльная, наглая Москва.
Тут же и полицай. Без здрассьте, без страсти:
– Здесь не курят.
– Так вокзал дымится от вэйпов и айкОсов!
– Эти можно. А ваши – только вон там, у кассы.
Вообще-то дайте и мне папиросу.
Задолбала пластмасса.
И вы с ним стоите, всеми не замечаемые, на виду,
Смолите, делитесь жалобами, всякой фигнёй,
Тушите, прощаетесь не за руку – кругом ковид.
Надо в такси, и в центр, и надо искать еду,
Чтобы не есть потом на встрече, а делать какой-то вид,
Соблюдать приличия правила,
держать марку, понт наводить.
– Блин, девушка, куда вы идёте?
Кто вас вообще учил ходить? –
Ты вскрикиваешь, потом видишь её.
А она – это, кстати, я.
Мы же в пространстве сюжетов, помнишь?
И ты там, в этой реальности, понимаешь: моя.
Ну и дальше, как в песне: тонешь, тонешь.
И какие уже там встречи, еда, ковид?
Разбросано всё, разлито,
На нас сыпят сплетни, рис, и жизнь бурлит,
И несутся электролиты,
И врачи протягивают дитя,
(И теперь мир вращается вокруг какашек, и молока,
и снова вокруг какашек)
Ты не выспался. Наша сказала «тя!»
И пульнула на стену кашей…
Тут же и полицай. Без особых примет.
– Здесь не курят. Вы слышите? Я вас оштрафую.
И ты предлагаешь ему сигарету, а он тебя кроет фуем.
Ты в ответ оскорбительный делаешь жест рукой,
Он тебе отвечает тоже рукой –
во все твои тридцать два.
Ну, здравствуй, православная моя Москва!