Пролог
В жизни журналистки Маделин Хантер случались самые разные передряги, но ни одна не могла сравниться с той, что навалилась на нее сейчас. В самом буквальном смысле этого слова.
Под тяжестью почти двухсотфунтового натренированного сексуального тела – последнюю деталь трудно было не отметить – она чувствовала себя неуютно. И хотя многие женщины ей сейчас могли бы только позавидовать, чутье самой Мэдди говорило, что эта неприятность, прожигающая ее насквозь взглядом голубых глаз, опаснее всех остальных, что ей когда-либо встречались раньше, вместе взятых. И, когда мужчина заговорил, она поняла, что ее размышления явно недалеки от истины.
– За незаконную попытку проникновения в частную собственность и прицельный выстрел туфлей в лоб придётся долго и с чувством отрабатывать, сладкая.
От этих слов по телу прокатилась дрожь. Мэдди не могла понять, что было причиной того – страх или… предвкушение. Хотя к чему лукавить, страха перед ним она сейчас не испытывала вовсе. В конце концов, если бы он решил ее придушить, он бы, наверное, не стал медлить. Или?..
Как бы там ни было, а его близость порождала в ней совсем не те чувства, что следовало бы сейчас испытывать.
Например, лучше было бы сосредоточиться на том, что Макс Беккер в очередной раз возлагает на нее грехи, в которых она вовсе не виновата. Ну, кроме выстрела туфлей в лоб, но ведь это было неумышленно. Откуда ей было знать, что в розовых кустах кто-то прячется, когда она решила избавиться от неудобных шпилек путем выбрасывания последних себе за спину в эти самые кусты? Впрочем, судя по лицу Макса, это обстоятельство ничуть не смягчит ее вины.
И оттого первый порыв Мэдди – достать из сумочки приглашение и сунуть его в лицо наглецу, быстро угас. Во-первых, это было бесполезно. Во-вторых, ее бунтарская душа категорически не желала оправдываться перед человеком, который раз за разом делал в ее отношении неправильные выводы, ни в чем не разбираясь. И в-третьих… в-третьих, ей было совершенно иррационально любопытно, что кроется за его словами «придется долго и с чувством отрабатывать, сладкая».
Маделин с трудом могла вспомнить, когда у нее последний раз был не то что приличный секс, а секс вообще. Кажется, это случилось с ее последним бойфрендом Кайлом в его жуткой квартирке в Нью-Йорке, где в попытках добраться до кровати она набила себе кучу синяков и шишек, постоянно на что-то натыкаясь в узком пространстве. И вот, когда он наконец толкнул ее на кровать и навалился сверху, в спину ей что-то больно врезалось, заставляя морщиться от боли. Простыни, на которых она была бесцеремонно распростерта, оказались отвратительно влажными и от них тащило пивом. В довершение всего, Кайл уронил на нее с полки над кроватью пустую пивную бутылку – одну из тех, что маниакально коллекционировал – когда пытался обнаружить среди этого богатства лампу, так как имел бзик трахаться только при свете. Желание Мэдди почти иссякло, когда он наконец, сопя и кряхтя, принялся за дело и, быстро кончив, откатился от нее. Вставая с постели, совершенно неудовлетворенная и полная отвращения ко всему произошедшему, она уже знала, что это – абсолютный конец их с Кайлом отношений. И чужая заколка, что, как оказалось, врезалась ей все это время в спину – какая ирония! – была лишним свидетельством того, что она приняла верное решение.
Вновь сосредоточив взгляд на Максе Беккере, Мэдди посмотрела на него с вызовом. Он хочет, чтобы она долго и с чувством отрабатывала? Отлично, она хочет того же. И ещё вопрос, кто из них первым запросит пощады.
– Вы так уверены, что выдержите долго, мистер Беккер? – осведомилась Мэдди вполне серьезно, приподняв одну бровь. Хотя одно то, как он на нее смотрел, не оставляло ни малейших сомнений в том, что Макс Беккер – именно то, что сейчас было так нужно Маделин Хантер.
Светящийся в глазах лежащей под ним женщины огонь, в котором переплеталось столь много всего, что определить главенствующую ноту стало попросту невозможно, вытравил из головы Макса все мысли. Это потом он, наверное, будет миллион раз прокручивать в голове события свадьбы брата и Алисы. Столько же раз отмахиваться от них, но неизменно возвращаться мыслями вновь. Это потом он, вероятнее всего, поймёт, что он идиот, если вновь лезет к той, кто прошёл через постель Марка, и пожалеет об этом.
Всё это будет после. Сейчас же забурлившее в крови вожделение и предвкушение не давали мыслить ни о чём – и ни о ком – ином. Он попросту её хотел. Хотел эту рыжую репортёршу, как-нибудь особенно развратно, чтобы запомнилось и ей, и ему. Хотел, даже не зная, как её зовут, одна ли она здесь или в компании какого-нибудь парня, у которого свои планы на ночь с ней. При этой мысли внутри родилось совершенно нездоровое и нетипичное для Макса ощущение – ревность. Или какой-то из её оттенков – он даже не собирался анализировать то, что испытывал. Просто хотел трахнуть журналистку, до боли в паху, о который она неосознанно тёрлась, лёжа под ним.
– Ты так уверена, что тебя невозможно долго терпеть? – парировал он, приподнимая бровь и с ухмылкой глядя в её лицо.
