После возвращения в Ленинград Ян Колдунов поселился возле станции метро «Звездная». Теперь, чтобы попасть на службу, приходилось кататься в метро, а не просто перебегать через двор, как в былые годы, и случались дни, когда над районом висел густой тоскливый запах жженых костей с мясокомбината, но Ян все равно не жалел, что отказался от казарменной жизни, надоевшей ему за шесть с половиной лет.
Впрочем, эту квартирку в унылой пятиэтажке, похожей на коробку из-под обуви, смело можно было считать если не филиалом, то метастазом общаги Военно-медицинской академии. Пожилой ипохондрик Михаил Яковлевич сдавал курсантам свою трехкомнатную распашонку очень недорого, зато всегда имел доступ к первоклассному медицинскому обслуживанию. В одной маленькой комнатке жили Ян с второкурсником Васей Лазаревым, напротив обитал гигант Витя Зейда с молодой женой Яной, а проходная считалась общей, там ужинали и смотрели телевизор.
Витя с женой, которой Колдунов симпатизировал, как тезке, жили дружно, но странно. То уезжали к родителям Яны с твердым намерением остаться там навсегда, но через пару недель Зейда привозил заплаканную супругу обратно. Женское присутствие смягчало суровый спартанский быт молодых воинов, но стоило привыкнуть не разбрасывать носки и не материться, как Яна начинала тосковать по родителям, и чета отбывала в фамильный замок, а в комнату, чтобы не простаивала зря, поселялся Дима Лившиц – длинный, «узкий» и мечтательный пятикурсник. Первое время он по возвращении хозяев безропотно исчезал обратно в общагу, а теперь, чтобы лишний раз не гонять туда-сюда, пережидал рецидив в общей комнате на диване.
Такой кочевой жизни оставалось максимум пара месяцев, ибо в январе ожидалось появление на свет Зейды-младшего. Супруги колебались, где же им все-таки бросить якорь, а Ян вдруг понял, что перспектива делить кров с младенцем не пугает его так, как должна бы.
Да, крики, да, пеленки, да, никаких гостей и пьянок, но после шести лет скитаний начинает казаться, что семейный уют – стоящая штука, ради которой можно потерпеть. Больше того, голову начали посещать мысли, что пора бы не греться у чужого семейного очага, а зажечь свой собственный. Только трудно найти подходящую невесту, когда все силы посвящаешь работе…
Именно об этом размышлял Ян, глядя в черное декабрьское окно, в котором, как в зеркале, отражались белые шкафчики крохотной кухни, его собственная унылая физиономия и крепенький бодрый Вася с расписным чайником в руках. В отражении казалось, что жар-птица на круглом фарфоровом боку трепещет, готовясь полететь.
– Что там наши рекуррентные, не знаешь? – спросил Ян. – Определились?
– Витька вчера приходил, черепил, куда в случае чего кроватку ставить.
– Ясно, – кивнул Ян, с восторгом наблюдая, как Вася укрывает фарфоровый чайник полотенчиком.
Эта церемония была для него в новинку. Дома у родителей стоял на подоконнике белый чайник с сиротской незабудкой на боку, неиссякаемый источник заварки. Если не удавалось вытрясти ни одной капли, в чайник просто доливали кипятку раз за разом, пока из чуть сколотого носика не начинало вытекать что-то совсем бесцветное. Тогда папа гордо заявлял «свежака заварю!» и удалялся в туалет вытряхивать чаинки.
Покинув родительский дом, Ян перешел на пакетики, какие дают в поездах. Чай из них сильно отдавал бумагой, но Яну было в принципе без разницы, горячий да и ладно.
Вася Лазарев же подходил к делу основательно, как японская гейша. Тщательно мыл чайник, ошпаривал его кипятком, а заварку не сыпал на глазок прямо из пачки, как любой нормальный человек, а отмерял по правилу – одна ложка на человека и одна на чайник. Залив кипяток, ждал ровно пять минут, пока настоится. Раньше у них была баба на чайник, но Дима Лившиц по пьяни сжег ей подол, и теперь Вася поневоле обходился полотенцем. Вася и наполнил кружку Яна, жеманно придерживая крышечку чайника средним пальцем.
Ян положил себе две ложки сахару, энергично размешал и пригубил. Чай был ровно такой, как надо, горячий, но не обжигающий, темный, терпкий и пах летом. Божественный напиток, но Колдунов знал, что сам себе такой заваривать не будет. За шесть лет учебы в академии и за полгода командировки в Афган он совсем отвык от уютных домашних радостей.
