Я проснулся в поту. От меня воняло. Так неприятно. Лекарства. Фармакология являлась последней соломинкой в спасении жизни безумных. Соломинкой возвращения в реальность. Что же. А зачем мне это? Я этого не хотел. Зачем они держат меня здесь? Эти стены с отошедшей местами штукатуркой. В этом рисунке не было ничего прекрасного. Возможно, полотно с изображением этих уродств на аукционе абстрактного искусства и набрало бы пару десятков тысяч условных единиц, но условной единицей был я. Вроде бы и был, но весьма условно. Главный врач психушки твердил постоянно, что каждый больной находится под должным присмотром, но на самом деле слово “должным” обозначало “никаким”. Всё подчинялось общей схеме: дисциплина пациентов и произвол персонала.
Больничная палата. Четверо взрослых мужчин вынуждены прозябать вместе (персонал же предпочитает называть это “реабилитацией”) и усиливать своё безумие. Я, два аутиста и один с диссоциативной фугой – у этого парня интересная история.
Фуга появилась неизвестно откуда – он придумал себе имя, фамилию и жил так полгода, пока очередная стерва не выбесила его и у него не случился срыв. Он бился в истерике. Она не стала успокаивать его и дала пощёчину. Он не смог осознать несправедливость мира к себе и к своей правде и изувечил стерву. В итоге документов у него не нашлось, и он оказался здесь. По восстановленным потом событиям, что он сам рассказал, полиция отработала ещё полдюжины эпизодов с ним, и везде с абсолютно разными именами. Не понятно ни откуда он брал деньги, ни как он жил без документов целых три года, ни по какому принципу его воспаленное сознание подбирало себе имя. Но везде заканчивалось одним – несбывшимися ожиданиями от очередной пассии. Я был шокирован тем, что так сильно можно любить себя и любовь к себе, что разочарование в партнёре может нанести такой урон психике.
Все мы сидим на кроватях и тупим или, возможно, как я, предаёмся раздумываниям над тысячами вопросов, на которые никогда не узнаем ответов.
Череда однообразных, бессмысленно сменяющих друг друга дней.
Сегодня еженедельная беседа с лечащим врачом. Я бы и не узнал, что прошла неделя или пара дней, если бы процедурная сестра не сообщила мне об этом. Более того, я не знал, какой это приём по счету, но решил не спрашивать её. Тут не принято спрашивать.
Проверив, выпил ли я все таблетки, она ушла.
Нетерпеливый парень не мог обдумывать подолгу идеи. Они палили из него, как из охотничьего ружья. Всегда в разное время. Он был настолько импульсивен, что жизнь уже сама пыталась его утихомирить. Но, будучи торопящимся, он не замечал и этого.
Кажется, это был июнь. Хотя погода не баловала летним настроением. К вечеру надвигались сумерки, обычно разбавленные дождём. Но романтики дождя для Нетерпеливого этим летом не существовало. Это просто вода, проливающаяся со свинцового неба, не более. Дождь утомлял настолько, что уже хотелось собрать вече и, если потребуется, принести жертву.
Пустота, как чёрная материя, набирала свою критическую массу в душе Нетерпеливого. Осознание этого приходило в голову через депрессивные мысли и меланхолию, так прочно окутавшую его жизнь. Всё началось с того, что он потерял ту точку отсчёта, с которой всё началось. Круговорот рутины. Когда он поднимался с кровати, но не просыпался, и действительные события казались ему каким-то набором сцен происходящего, при этом открытые его глаза ощущали заспанность. Нетерпеливый думал, что постоянное напряжение на внешних уголках глаз – это “фантомные боли” от того, что он в школьные и студенческие годы мало спал и ему приходилось “продирать глаза”. Даже потерев глаза или вылупив их, он ощущал только тяжесть прямо за лобной костью, словно тёплый металлический шар, клонивший вперёд голову.
У него не получалось разогнать этот туман даже кофе. Кофеин только разгонял его сердце, но концентрация так и не появлялась. И его торопящаяся сторона раскрывалась и начала преобладать в нём сильнее сонной. Энергия, нечаянно расплёскивающаяся на то, за что зацепился взгляд. Этот поток подобен неуправляемому душевому шлангу, извивающемуся в непредсказуемых движениях. И поток мыслей уже уносит Нетерпеливого в далекие дебри. Необходимость соответствия нормальному образу жизни заставляли его что-то делать, и он вовсе не понимал, да и не задумывался, где конечная точка.
Единственная радость – сон, это то, что занимало все мысли. Поскорее упасть на диван и залипнуть в ТВ. И совсем не важно, что демонстрировал синий экран. Это не имело значения. При включённой панели в полроста Нетерпеливого создавалась полная иллюзия контроля над ситуацией, контроля над жизнью. Щёлк. И вот внешняя политика. Щёлк. И вот так давно знакомый влогер. Щёлк. Стрим события. Щёлк… И плавно подбирающийся сон. Самое приятное за сутки. Такое расслабление. Плед окутывает тело… Такое сладкое предвкушение…
Было бы здорово, если бы это удовольствие продолжалось дольше. Нетерпеливый даже экспериментировал с будильником среди ночи, чтобы с наслаждением заснуть ещё раз. Но сон дороже суммы сладкой заспанности и пробуждения, где последнее слагаемое для Нетерпеливого – серьёзная отрицательная величина.
