Читать онлайн полностью бесплатно Максим Горький - Сомов и другие

Сомов и другие

Пьеса «Сомов и другие» отражает один из важнейших периодов борьбы за социалистическое строительство в СССР, когда был раскрыт ряд заговоров, направленных к подрыву экономической мощи СССР с целью ослабления, а затем и свержения Советской власти и восстановления капитализма.

Действующие лица

Сомов – инженер, лет 40, говорит суховато; под его сдержанностью чувствуется сильное нервное напряжение, в сценах с матерью – резок и даже груб, в сцене с женой, обнаруживая своё честолюбие, откровенен не потому, что говорит искренно, а потому, что проверяет себя.

Анна – его мать, – лет 60, женщина бодрая, хороших «манер».

Лидия – лет 27, ленивые движения, певучий голос, жить ей одиноко и скучно; Арсеньева оживляет воспоминания юности её, и потому она тянется к ней.

Яропегов – лет 40–42, – школьный товарищ Сомова, человек, которого Лидия объясняет правильно.

Богомолов – лет 60, – обижен, обозлён.

Изотов – лет 55, – картёжник, любит поесть, выпить.

Троеруков – неудавшийся авантюрист, человек, способный на всё из мести за свои неудачи.

Титова – лет 45, – толстая, пошлая, неглупая.

Арсеньева – лет 30, – человек, увлечённый своим делом.

Терентьев – лет 35, – рабочий, директор завода, добродушен.

Дроздов – лет 30, – красив, суров, недоверчив.

Китаев – лет 30.

Крыжов – за 60 лет.

Семиков – лет 25–23, – вялый парень.

Миша – лет 20.

Дуняша – тоже.

Людмила – 18–20 лет.

Фёкла – за 60 лет.

Лисогонов – тоже.

Силантьев – лет 45.

Первый акт

Новенькая, деревянная дача. Терраса; у стола – Анна Сомова, в капоте, пенснэ; читает газету; пред нею – кофейный прибор.


Дуняша. Спекулянт масло принёс.

Анна. Во-первых: надо говорить – частник, а не спекулянт.

Дуняша. Мы так привыкли.

Анна. Спекулянт – обидное слово, обижать людей – дурная привычка. Во-вторых: где Фёкла?

Дуняша. Ушла куриц покупать, что ли…

Анна. Пусть Силантьев подождёт.

Дуняша. Он денег хочет.

Анна. Просит, а не – хочет.

Дуняша. Не хотел бы, так не просил.

Анна. Вы говорите много лишнего. Пусть придёт сюда. – (Сердито, через газету смотрит вслед Дуняше. Отшвырнув газету, подходит к перилам террасы. На лестнице Силантьев, мужик лет 45.) Здравствуйте, Силантьев!

Силантьев. Доброго здоровья, Анна Николавна.

Анна. Ну, что у вас, как – дочь?

Силантьев. Плохо.

Анна. Не помогает доктор?

Силантьев. Нет. Да ведь какой она доктор, извините…

Анна. Что ж она говорит?

Силантьев. Да ведь что ей говорить? Она не её, она – меня всё лечит. Не так, видишь ты, думаю я, не её мыслями. Я ей говорю: «Ты – брюхо лечи, а не душу, душу лечить – дело не твоё! Ты, говорю, себе душу-то полечи».

Анна. Очень жаль, что Маша захворала, я так привыкла к ней.

Силантьев. Новая-то у вас бойка больно.

Анна. Да, вот до чего дожили мы, Силантьев!

Силантьев. Не говори! Дышать нечем. Комсомол этот, Мишка: «На Кавказ, говорит, надобно Марью-то». Это – в старину солдат на Кавказ посылали, а она девка.

(Сомов вышел, стоит у стола, разбирая газеты, прислушивается.)

Силантьев. Учит меня: «Ты, говорит, богатый, а для дочери денег жалеешь».

Анна. Они – завистливы на чужое богатство.

Силантьев. Ну да! Понимают, что человек без денег – как птица без крыльев…

Анна. А всё, что у нас отняли, – промотали…

Сомов. Надо бы кофе…

Анна. Ах, ты здесь? Позвони…

Сомов. Не действует звонок. Вы уж сами…

Анна. Идите в кухню, Силантьев, я там расплачусь с вами.

Силантьев. Дрова тут возил я вам. Да за двух зайцев…

[Силантьев уходит.] 

Анна. Хорошо, хорошо! (Подходит к двери, звонит.) Звонок действует.

Сомов. Не одобряю я эти твои беседы.

Анна. Ах, вот почему не звонит звонок! Ты что хочешь, чтоб я онемела, когда все кругом возмущены?

Сомов. А ты организуешь возмущение, да?

Анна. Мне кажется – с матерью не следовало бы говорить иронически! И даже не поздоровался.

Сомов. Прости. Но твои «беседы с народом», вроде этого торгаша, Лисогонова и…

Анна. Ты считаешь глупыми? Нет, уж ты разреши мне это! Ты живёшь с умниками, а я привыкла жить с глупыми, но честными…

Сомов. Я должен сказать, что мне особенно не нравится этот, хотя и полуумный, но подозрительный учитель пения…

Анна. Он – учитель истории, а пению учит по нужде. Ты ведь знаешь, что теперь в России истории нет…

Сомов. Послушай, мама…

[Входит Яропегов.]

Яропегов. Бонжур[1], мадам! Николай, у тебя в спальне мухи есть?

Сомов. Есть.

Яропегов. Советую: бей мух головной щёткой!

Сомов. Нелепая у тебя привычка начинать день глупостями!

Яропегов. Это – не глупости, а ценное открытие. Я вчера, ложась спать, перебил щёткой несколько десятков мух. Кстати – об открытиях: Иваненко сообщает, что открыл богатейшие залежи полиметаллической руды. Везёт советской власти!

Анна. А – кто везёт? Это – вы, вы везёте! Страшно подумать, что вы делаете… (Возмущена почти до слёз, уходит, говоря.) Только и слышишь: там открыли, тут нашли… Ужас!

Яропегов. Боевое настроение мамаши всё повышается…

Сомов. Здесь это ещё более неуместно, чем в городе.

Яропегов. Ты хотел весной отправить её и Лидию за границу?

Сомов. Неудобно было хлопотать.

(Дуняша вносит кофе.) 

Яропегов. Как спали, Дуня?

Дуняша. Лёжа, Виктор Павлович.

Яропегов. А что во сне видели?

Дуняша. Ничего не видала, я сплю закрыв глаза.

Яропегов. Браво!

[Дуняша уходит.] 

Сомов. Дерзкая девчонка.

Яропегов. Очень милая курочка!

Сомов. Я смотрю на неё не с точки зрения петуха.

Яропегов. Ты что сердишься? Не выспался?

Сомов. Вчера Терентьев наговорил мне комплиментов, с этим, знаешь, чугунным его простодушием. И кончил так: «Замечательный, говорит, вы работник, товарищ Сомов, любуюсь вами и думаю: скоро ли у нас свои такие будут?»



Другие книги автора Максим Горький
Ваши рекомендации