Великой памяти потомков —
Пишу для них свои стихи,
Чтобы запомнили надолго
Фашизма страшные грехи.
Чтобы потомки не забыли
Концлагеря и смерть людей,
Чтоб люди впредь не допустили
Такое множество смертей…
Пишу о тех, кого казнили,
Хотя вины за ними нет.
Они как мы, они любили,
Благословляли белый свет.
Пишу о тех, кто под конвоем
Попал к убийцам в жернова.
Пишу о тех, кто с диким воем
Покинул землю… навсегда…
А я стою… на улице, политой кровью.
Когда-то врата ада были тут.
Пишу стихи с душевной болью.
Надеюсь, что меня поймут.
Я этот реквием по тысячам убитых
Пишу, чтобы потомки помнили те дни,
Которые вовеки не забыть нам,
И в память мёртвым загораются огни.
В Европе создана система лагерей,
И цель её – уничтожение классов.
В них происходит умерщвление людей,
Которых называют серой массой…
И всяк, кто не похож на идеал,
Лицом не вышел или цветом кожи,
Сюда (чтоб встретить смерть) попал…
На прочих узников похожий.
В них суждено найти последний дом
Военнопленным и простому люду.
Не знает слова «жалость» здесь никто,
Живые смертники повсюду.
И в тех местах, где правит бал фашизм,
На оккупированных ими землях людных,
Не знают больше слова «героизм»,
Страдая от событий сильно лютых.
И очень жаль, что много таких мест,
Где человеческая жизнь ничто не стоит.
Пройдут года, и здесь поставят крест,
А после монумент построят.
Ну а пока тут истребляют люд
И зверски мучают, забыв про веру.
Здесь разрушают кем-то созданный уют
И выпустили злобную химеру.
Оставь надежду всяк сюда входящий,
Иного больше нет у вас пути.
Здесь ужас, душу леденящий,
И каждый знает, что ждёт впереди.
Врата тюрьмы и есть ворота ада,
За этими стенами жизни нет.
Там запах смерти, запах смрада.
Любого гостя ожидает смерть.
Сюда привозят много заключённых —
Кого за что, но всех для одного.
И вскоре, в робу облачённых,
Их уничтожат… всех до одного.
Здесь постоянно новые «цуганги»
Надеются не вылететь в трубу.
Сперва для каждого определяют ранги,
Все сразу узнают свою судьбу.
На робе заключённых ставят метку,
И цвет её становится судьбой.
Здесь за тебя подбросили монетку
С единым вариантом – на убой!
А дальше всех расселят по баракам,
В которых ожидают смертный час.
И кто-то молится во мраке:
«О Боже, только не сейчас…»
И вскоре пленников направят в «баню»,
Где каждого убьёт ужасный газ…
Увы, но люди там не выживают
И души в небо улетают каждый раз.
Газ убивает всех с особой злостью,
Как будто бы смакует свой удел.
А рядом смерть… таинственная гостья
В свои объятья примет души мёртвых тел.
Вся процедура длится четверть часа,
Чтобы свершилось всё наверняка.
Так происходит уничтожение класса,
Чтоб неугодные почили навсегда.
Там умирают люди в жутких муках,
И всё вокруг усыпано телами.
Оттуда не услышишь даже звука
(Его замаскируют голосами).
Есть во дворе прекрасная поляна,
Гусиный гогот слышится на ней.
Но это небольшая часть обмана,
Чтобы не слышали страдания людей.
А узник, задыхаясь, молит Бога,
Чтобы скорее наступил конец.
Ведь не придёт к нему подмога.
Он понимает, что уже мертвец.
И после умерщвления – крематорий,
Сгорят в печах останки бренных тел.
Надежды нет на мораторий
За множество хороших, добрых дел.
Куда девать большие горы трупов?
От них уже исходит смрадный дух.
Предать земле? Конечно, это глупо!
В печах огонь заветный не потух…
Ужасный лагерь все тела покинут,
Использовав единственную дверь.
И в топку надзиратели подкинут
Ещё убитых и замученных людей.
И так весь день почти без остановки
В печах на пол укладывают плоть.
В аду так черти жарят всех на сковородке
И знают, как усталость побороть.
А дым из труб осядет в чьих-то лёгких
И сократит остатки страшных дней.
Он быстро добивает самых стойких,
Он людям делает значительно больней.
И на поля тот пепел высыпают,
Как будто в удобрение превратился прах.
На тех полях растения сажают,
Пред урожаем не испытывая страх.
Все вещи узников отправят на «канаду»,
Где разберут их в один миг.
Ведь надзиратель ждёт свою награду.
Не зря же он профессию постиг.
Ведь заключённым здесь не пригодятся
Их кольца, серьги и нательный крест.
Не должен больше узник прикасаться
К вещам, в которых пущен под арест.
Очки, пенсне, предметы гигиены,
Ботинки, щётки, чашки, костыли…
Всё лишнее, когда вы на пути к геенне
На яркий свет идёте, словно мотыльки.
Для надзирателя всё серебро и злато,
Что узник смог на воле накопить
(Или в наследство им получено когда-то),
Теперь обязано Германии служить.
И потому с убитых тел снимают
Всё, что не пригодится им в раю.
Им даже зубы золотые вырывают,
Чтобы безбедно обеспечить жизнь свою.
Представьте только: тысяча убитых,
У каждого во рту заветный зуб.
Не в каждых кладах, на века зарытых,
Найдёте золота хотя бы жалкий пуд.
Здесь есть ещё одна большая группа —
Они работают и не щадят себя.
Доводят их до состояния трупа,
Накормят после смены (в конце дня).
Все, кто работает, становятся скелетом.
Их называют словом «музельман».
Они способны жить ещё при этом,
Но это лишь, увы, самообман.
Их обязали тягостным трудом
Вину загладить пред великой расой.
Что с узниками произойдёт потом?
Они становятся обычной серой массой.
