У Митрофановны был твёрдый взгляд, стоическое неверие в любовь и патологически разросшееся презрение ко всякого рода нежностям. У неё была масса прозвищ: «Казак-баба», «Феминистка-одиночка», «Динамит». Такие прозвища, как Казак-баба и Феминистка-одиночка были будто бы написаны у неё на лбу. Прозвище Динамит оправдывалось всякий раз, когда она вдруг взрывалась под воздействием внешних раздражителей либо внутренних факторов, таких как бабская зависть, гормональные цунами старой девы и непроходимая дурость неокультуренного ума. Но формально прозвище Динамит складывалось из имени и сокращения отчества до первых трёх букв: Дина – Мит.
Нервы у Митрофановны были изрядно потрёпаны из-за её неуёмного нрава и тяги к яростному доказыванию своей извечно сомнительной правоты. Её главным оружием в спорах была фраза «Я что, по-вашему, дура?!!». Оппоненты понимали, что «дура», и Митрофановна ясно видела, что они это понимают, но спор продолжать не хотят, так как эта истерическая фраза отбивает к тому охоту. И вот однажды в жуткую ненастную ночь Митрофановна испытала такой страх, который едва не зашвырнул её грубой и безжалостной своей силой на тот свет, где только тьма и вечные мучения.
Митрофановна будто заранее предчувствовала приближение к ней того ночного ужаса. Весь день накануне его прихода у неё всё валилось из рук. С утра она долго не могла растопить печь, потом её напугала огромная рыжая крыса, выскочившая на неё из курятника, а когда Митрофановна вышла из курятника с двумя свежими яичками, на неё напала громадная ворона, больно клюнув её в темя. И так весь день, час за часом! То она ударялась обо что-то, то порезала палец кухонным ножом, то ногу кипятком обварила, снимая чайник с печи.
«Ох! Не к добру всё это!»
В Бога Митрофановна не верила, но плохих примет она боялась, поэтому под их натиском накануне ужасной ночи её суеверные страхи разгулялись с немалой силой.
«Быть какой-то беде!»
И вот наступила ночь. Митрофановна ждала её, как приговорённый к смертной казни ждёт залпа расстрельной команды, как ягнёнок, увидевший перед собою злого волка, ждёт вгрызания в свою плоть страшных волчьих клыков. Она долго боялась уснуть, понимая, что спящий не в состоянии оградить себя от опасности, но к полуночи сон одолел её. Толи во сне, а толи сквозь сон, послышался Митрофановне жуткий переполох в курятнике, и её сердце сжалось от внезапного страха и от нового шквала дурных предчувствий: «Вот оно, то самое, о чём предостерегали её весь день многие плохие приметы!».
Либо сон перешёл в кошмар, либо кошмар преобразовался в явь и наполнил ужасом сердце: за обеденным столом перед горящей свечёй сидел чёрный человек. Митрофановна видела его со спины, но даже сама спина его источала угрозу смерти.
«Как он здесь оказался? Изба заперта изнутри на прочный дубовый засов, дверь крепка, окна на запоре и прикрыты ставнями. Жилище защищено от непрошеных посетителей, а он сидит за столом, этот незваный гость и пугает своим присутствием!» – Митрофановна, преодолевая ужас, встала с постели и сделала шаг к столу.
Незваный гость обернулся, и Митрофановна застыла на месте, скованная леденящим ужасом: Лицо человека было испачкано свежей кровью. Кровь стекала с усов, с подусников, с бороды. В руках у человека – «Да не чёрт ли это?!» – Митрофановна увидела растерзанного клыками чёрного петуха. Её чёрного петуха! Из глаз чёрного человека на Митрофановну вырвались потоки адского пламени. Сознание покинуло Митрофановну и она, тяжко оседая, повалилась на пол.
Очнулась Митрофановна от переклички деревенских петухов. Самым громким в этой перекличке был всегда голос её петуха, но она его не услышала.
«Что ж это он молчит?» – подумала Митрофановна и вдруг вспомнила всё!
Осмотревшись, Митрофановна обнаружила, что она лежит на полу. Боязливо поднявшись, она прошлась по всей хате, но никаких следов пребывания ночного гостя не обнаружила. Это её взбодрило: «Значит, то был всего лишь сон!».
Митрофановна наскоро оделась и привычно вышла во двор по хозяйским делам, но едва вновь не грохнулась в обморок: перед крыльцом валялся труп её чёрного петуха, растерзанный безжалостными клыками. Значит, не всё, что казалось всего лишь кошмарным сном, происходило во сне…
*
Новый день проходил в такой же настораживающей чехарде неприятностей, как предыдущий. Митрофановна вновь долго не могла растопить печь, опять порезалась кухонным ножом и обварила кипятком ту же самую ногу (ну, что за напасть такая!), споткнувшись обо что-то в чулане, пролила крынку с молоком, при готовке обеда пережарила картошку на сковороде. В общем, вновь всё валилось из рук, атакуя плохими приметами.
Всё сулило беду.
Ночь принесла ещё больше страха. Митрофановна вновь долго боролась со сном, а, уснув, вновь услышала жуткий переполох в курятнике. Она уже догадалась, что увидит, открыв глаза. Догадка её подтвердилась: за её обеденным столом перед горящей свечёй сидел чёрный человек. Почувствовав её взгляд, чёрный человек обернулся. Его усы, подусники и борода были перепачканы свежей кровью. В руках у него Митрофановна увидела растерзанную клыками курицу. Её курицу, с опознавательными отметинами, нанесёнными на крылышки синей краской! Из глаз чёрного человека на Митрофановну вырвались потоки адского пламени, и она потеряла сознание.
