Первый сон Шломо
Человек всю жизнь видит сны. Пробудится на минуту, посмотрит вокруг себя осовелым взглядом и вновь погрузится в грезы. Мечта проникнуть в тайну снов с древних времен будоражила светлейшие умы человечества, да и поныне она живет в некоторых романтически устроенных сердцах.
Почему слова “тайна” и “сон” поставлены рядом и сцеплены меж собой? Возможно, оттого что до сих пор никому не удалось установить законы взаимного проникновения реалий и фантазий. И это, не смотря на блестящие прозрения библейских мудрецов-практиков и на глубокие изыскания современных мыслителей-теоретиков.
Главные персонажи этой повести поведают нам виденные ими сны. Читатель обнаружит свойство сновидческих фикций обладать известным суверенитетом и не зависеть от воли их автора. Это означает, что, во-первых, рожденные в одной голове, сны с легкостью переселяются в другую, а, во-вторых, претерпевают метаморфозы сообразно характеру своего нового созерцателя.
Наши герои обретаются в широко известном в литературных кругах украинском городе Божине, что стоит на берегу Днепра. Река и город замечательно украшают друг друга, питая глубокие эстетические чувства местных обитателей. Время действия – восемнадцатое столетие, век победоносного вторжения хасидского образа мыслей в головы тамошних иудеев.
***
Шломо – хасид средних лет, человек небедный, а, главное, образованный на западный манер. Он провел молодость в Европе, его кругозор широк, он владеет несколькими языками, знаком с новыми учеными веяниями, которые не в ладах с откровениями Святого Писания. Поэтому он обладает опаснейшей способностью сравнивать. Не удивительно, что в среде менее просвещенных единоверцев он пользуется заслуженным подозрением.
Большинство людей с давних времен упорно повторяют вслед за своим легендарным венценосцем, мол, умножая мудрость, умножаешь огорчения, а добавляя знания, увеличиваешь скорбь. Шломо же полагает, что упрек в чрезмерности лицемерен и просто-напросто скрывает зависть. Однако читателю предстоит убедиться, как излишнее вежество уводит и без того пессимистический дух Шломо в дебри вечного смятения и необъяснимой тревоги. Тем не менее, вопреки проблемной биографии и ущербному образованию, Шломо остается преданным хасидом, и он верен своему цадику раби Якову, о котором речь впереди.
Есть у Шломо замечательный товарищ, Шмулик его имя. Хоть Шмулик изрядно младше Шломо, однако дружба меж ними нерушимо крепка, ибо зиждется на родственности духа и равенстве разума. Шмулик обладает исключительной памятью на числа и незаурядной способностью манипулировать ими. Поэтому он процветает на счетоводческой службе у своего хозяина, человека щедрой души, но скупого на жалованье.
Характер у Шмулика неисправимо оптимистический. С детства и доныне он любил и любит глядеть на ночное небо и мечтать о полете на какую-нибудь звезду. Вместе с тем, романтичность нрава не помешала Шмулику найти спутницу жизни и порадовать свою добрую мать-старушку выводком внуков.
Преданностью хасидскому учению Шмулик ничуть не уступает своему старшему другу. Над умами и сердцами обоих возвышается величием истинного благочестия цадик раби Яков. Этот седобородый старик, хасид-ветеран Божина, по праву глубочайших познаний в Святых Книгах, пониманию человеческих душ и изумительному искусству сказочника, которым он радует свою паству на исходе каждой субботы, уж много лет ведет за собой прямыми путями богоугодной праведности всю городскую хасидскую братию. Всем известно, что жизнь долга, если полна, и мерить ее надо деяниями, а не годами. И все же пожелаем раби Якову жить и править до ста двадцати!
***
Как-то встретились друзья за городом на берегу Днепра. Глубоко задумавшись, на обточенном водой и ветром гладком валуне восседал Шломо. На нем был надет и по-хасидски наглухо застегнут черный лапсердак, на голове красовалась широкополая шляпа в тон, из-под изящно закатанных штанин черных брюк открывались белые получулки, а обутые в черные башмаки ступни ног неловко покоились на скосе камня у самой земли. На левое колено опирался локоть правой руки, а ее кисть внешней своей стороной поддерживала подбородок.
Шмулик возвращался со службы и легкомысленно напевал что-то вполголоса. Оба товарища искренне обрадовались встрече, Шломо вскочил на ноги, друзья обнялись, и четверти часа не прошло, как завязалась меж ними беседа, одна из тех нескончаемых бесед, на какую способны только украинские хасиды.
– Чем ты опечален сегодня? – спросил Шмулик, – гляди, какой чудесный день!
– Ты прав, мир прекрасен, а я вот углубился в собственные мысли и не заметил красоты дня. Может, оттого что ночь выдалась мятежной, – с грустью ответил Шломо.
– Не мог одолеть трудное место в Книге?
– Нет, Шмулик, минувшей ночью я, против обыкновения, не учил Писание, а спал. Да вот сон мне приснился тревожный и непонятный. Теперь размышляю о нем, а сердце томится и ждет чего-то плохого.
– Какое совпадение! Я тоже видел сон, но он не огорчил, а порадовал меня! Поведай свои грезы, Шломо. Матушка моя говорит, мол, если привидится дурное, и вслух расскажешь о нем кому-нибудь, то ничего худого не случится. А потом я развлеку нас обоих своими видениями.
