Дело обстояло ночью, шёл снег, гудела вьюга. Разбитые фонари на столбах давно уже не светили, лишь изредка пуская снопы мелких искр, что затухали так и не добравшись до земли. Ремонтировать их никто не спешил: дорога почитай просёлочная, людей тут мало, по ночам никто не ходит, так чего деньги тратить и электриков гонять?
Сегодня, можно сказать, произошло исключение из правил. Трое, невнятной наружности горожанина, в берцах и зимних спецовках, явно подвыпивши шествовали своей небольшой компанией в непогоду, явно рискуя до дома так и не добраться.
Среди них, наименее побитым жизнью и борьбой с зелёным змием выглядел мужчина лет тридцати, с залысинами, бугристым и румяным лицом, обрюзгший, вида в целом не слишком презентабельного, остальные его товарищи имели честь выглядеть ещё более безобразно и, что немаловажно – устало. В такую непогоду им бы переждать где нибудь, а не брести в неизведанное.
Усталость трудящихся выражалась во многом: вялости, дёрганности движений, отсутствии пусть даже заторможенной реакции на окружение. Будто и не видели вовсе бушующей непогоды вокруг, в которой глядеть бы в оба, а не «считать ворон»
Потому и пропустили они момент, как по дороге к ним прибилась мелкая собачонка, вида пошарпанного и явно нездорового. Пятнистая шкурка почти вся облезла, часть промёрзла обратившись грязными сосульками, другая, та что на морде казалась до того лохматой и грязной, что и глаз-бусинок, и носа видно не было.
Затем, под присмотром прихворавшей собачки, трое добрались до небольшого барака, что год как пустовал. Там частенько можно было увидать личностей не слишком честного вида, и толка явно маргинального, однако сейчас там было пусто.
Наименее подпитый, чуток повозившись с дверью, сдюжил отпереть её и тут-же отшатнулся от порыва гудящего ветра, ударившего в лицо. Двое его товарищей внимания этому не придали, потянувшись внутрь крошечного помещения, в котором, на удивление, было не слишком грязно.
По углам скопилась пыль, всякий мусор местные растолкали поближе к убитой временем фурнитуре, мебель, какую не растащили из-за слишком убогого вида, стоически сопротивлялась ветру и морозу, покрываясь инеем, нещадно треща и тем не менее – продолжая сохранять целостность.
Тонкий коридор, в каком едва могли пройти двое вёл налево и направо, оканчиваясь лестницами, ведущими на отсутствующий второй этаж. Тот развалился и постепенно был разобран на доски под растопку теми, кто когда-то жил здесь.
По сторонам покачивались и трещали не смазанными петлями двери, негромко гулял ветер, но даже это было лучше чем оставаться на улице. Собачонка, что протиснулась меж ног забулдыг тут же рванула в ближайшую комнатку, и забилась там под железную буржуйку, надеясь скрыться от холода. Помогало это слабо, разве что ветра там поменьше.
В соседнюю комнату прошли и трудяги, что с явной сноровкой стали раскурочивать небольшой стол и пару табуретов, после чего, обильно полив спиртом, закинули промёрзжие доски в печку-буржуйку и начали пытаться развести огонь зажигалками.
Согреваясь горячительными, огнём от зажигалок и сигаретами они, спустя некоторое время смогли зажечь тусклый огонёк. Предусмотрительно захлопнутые окна, накрытые всяким тканым скарбом, и дверь, что подпёрли парой досок, так как та не смотря на все ухищрения продолжала распахиваться, помогли сохранять немного тепла, и вместе с ним запах – тягучий, мерзкий, отдающий тухлятиной… Какое сырьё такой и результат.
Время шло, спирт понемногу кончался, в головах мутилось всё сильнее, ночь чудилась всё длиннее, а вьюга, барабанящая по обветшалому бараку будто-бы и не собиралась заканчиваться.
