С именем Аллаха Милостивого и Милующего.
В этот день я был сильно уставшим, неудовлетворенным своей жизнью, отношениями с женщинами, работой, которую всё же в какой-то степени любил, своим существованием.
В город N я приехал несколько лет назад, устроился в органы, обзавёлся квартирой на окраине. Мне было всего 26 года, финансово я был независим от родителей, девушек в жизни тоже было предостаточно, но чего-то не хватало, внутренне я чувствовал, что в моей жизни что-то не так, незаполненная пустота не давала покоя. Кажется, я даже не видел толком – в чем смысл моей жизни.
Но в этот вечер я особенно чувствовал себя пустым. Как обычно в такие моменты, захожу в магазин, беру пару бутылок пива и отправляюсь домой. Маленький город, узкие улочки, низкие дома, детские площадки, от работы до дома всего пару кварталов, решаю отправиться пешком. По долгу службы я знаю все дворы и подвалы, всех кто стоит у нас на учёте, они мне уже как "родные", поэтому я чувствую себя уверенно даже в такое позднее время.
Вдруг в голову приходит мысль заглянуть к "старому приятелю" Федьке Круглову, тем более что я прохожу мимо его квартиры в затрепанной панельке. Этот отморозок популярен у нас тем, что каждую ночь проводит с новой женщиной. Он из тех, кто, по его словам, "не одевает одни и те же трусы каждый день". В его арсенале такой список, от школьниц до пенсионерок. И что они только в нём находят?
Допив вторую бутылку, я сворачиваю в переулок, вхожу в открытый подъезд и поднимаюсь на третий этаж. Дверь мне долго никто не открывает, но я не ухожу, знаю, что в это время он дома. После шестого звонка дверь начинают отпирать. Передо мной стоит Витёк Шестаев, одетый лишь в семейные трусы, вытирая руки засоленной тряпкой
– Какие люди! – скривит лицо в улыбке, унимая волнение. – Чем обязаны столь поздним визитом? Мы не шумели.
– Расслабься, я в гости, – похлопывая его по плечу произношу я и вхожу во внутрь, оглядываюсь.
– Мы не ждали гостей…
– А я без приглашения, – отвечаю я, на ходу осматривая комнату. На полу я замечаю женскую обувь и сумочку. – Федька где?
– Там, с бабой, – кивает Витёк в сторону соседней комнаты.
– Кто на это раз?
– Да, девка одна… – невнятно отвечает мужик, почесывая взъерошенный затылок. – Пить будешь?
Мы проходим на кухню. Витёк гостеприимно ухаживает за мной, болтает на разные темы, переходя от одной к другой, стараясь не умолкать и не дать мне вслушаться в звуки из соседней комнаты. А там то и дело слышно то стоны и то всхлипывания. Через 20 минут показывается и сам хозяин. Федька сперва тоже робеет при видя меня, но закурив, расправив грудь и делает довольный вид.
– Товарищ начальник, родненький, – улыбается он тем же кривым лицом что и Витёк.
– Что, Федор, как там на любовном фронте?
– Все отлично, сами видите.
– Что за крики? – киваю в сторону комнаты.
– Девочки от меня в восторге! – смеется Федька, косо поглядывая на Витька.
– А что, начальник, голову повесил? У тебя баба-то есть? – спросил Шестаев.
– Нету, – вздыхаю, допивая свой стакан.
– Так в чём проблема, брат? Мы люди не жадные, и выпивкой и женщиной поделиться можем.
Я поднимаю глаза на Федьку, который указывает на спальню.
– Там сейчас такая конфетка. Бери пока тепленькая.
То ли алкоголь ударяет мне в голову, то ли одиночество дало знать, а скорее сам чёрт в тот момент шептал на ухо, и предложение этого подонка показалось мне заманчивым. Меня долго уговаривать не пришлось. Я вхожу в маленькую комнату, освещаемую только лунным светом, с прокуренными коврами на стене, в центре стоит разложенный диван, повсюду разбросанные подушки, одеяла, простыни. У самого края в углу, кутаясь в смятую простыню лежит девушка, как маленький напуганный зверёк, затаив дыхание, выжидая моей реакции. В тишине ночи мне кажется, что я даже слышу, как бьётся её сердце. Она не казалась мне похожей на тех, что я видел здесь раньше. Мой разум подсказывает мне, что что-то здесь не так. Похоже, что эта девушка оказалась здесь не по своей воли, но похотливая часть меня желает её, еще больше возгораясь от этих мыслей.
Я подхожу ближе и присаживаюсь на диван, пытаюсь рассмотреть её, маленькое существо ещё сильнее прижимается к углу. Её большие глаза блестят в ночи, грудь трепетно вздымается, а волосы облепляют влажное лицо, и я не могу больше сдерживать себя. Одним рывком я срываю с неё простыню, оставляя беспомощную жертву предстать передо мной обнаженной.
Не стану описывать всей красоты её тела в лунном свете и всю ту сладость, что оно мне подарило, я чувствовал себя голодным путником, которому позволили вдоволь отведать сытной еды, я не мог насладится, не хотел, чтобы это наслаждение прекращалось.
Придя в себя, я бросаю взгляд на девушку, которая за все это время не проронила ни звука, а сомкнув губы и зажмурив глаза тихо плакала. Она даже не взглянула на меня, в то время как я не переставал её рассматривать, насколько это было возможно в темноте. Откинувшись на подушку, замечаю кровь на руках, оглядываюсь и замечаю, что кровь и на простыне, и на одеяле. Тут ко мне приходит осознание, что произошло и волнение заставляет меня протрезветь. Выругавшись, спешно встаю, одеваюсь, покидаю комнату.
