Крупные капли дождя барабанили по холщовой материи, скатывались, словно по горке, вниз, образовывая лужи на небрежно забросанной листвой земле. Небо будто бы оплакивало безвозвратно уходящее лето, предвещая затяжную холодную осень. Темный свод, затянутый пеленой облаков, не являл ярких звезд, не давая ни малейшей надежды на просвет. Да и к чему звезды, к чему луна или месяц, к чему лето, если в душе царит сумрачная мгла, которую невозможно растопить проблеском радости? К чему яркое солнце, к чему теплый огонь костра и мягкая зелень свежей травы? Не нужно всего этого. Пускай катятся к чертям и солнце, и лето, и звезды! Пусть льет дождь, пускай он не заканчивается, пускай весь лес затопит огромное унылое море слякоти и гниющей листвы…
Палатка. Добротная, хорошая палатка, которая не пропускает влаги. У нее самой никогда такой не было и не будет. У нее и спальник только недавно появился – лишь после того, как она дико замерзла ночью в лесу, в предыдущий раз. И только та ночевка побудила ее наконец-то приобрести нормальный спальный мешок, как у всех людей, которые мало-мальски заботятся о своем здоровье и комфорте. Вот он – синий спальник, расстеленный во всю длину, лежит на каремате, или, как в народе называют, пенке. Пенка тоже не ее, из личных вещей у нее только этот пресловутый спальник да рюкзак, слишком громоздкий для повседневной носки и чересчур маленький для походного. Она сидит в длинной черной юбке, вроде как претендующей на подобие средневековой, и в кофточке красного цвета с узорами. Кофту купила не она, а ее мама, для торжественных случаев. Красивая кофта, пригодилась вот… Да что в ней толку, в кофте, юбке или плаще… Привлекательнее они ее не сделали, увы. И остается только сидеть в палатке с налобным фонариком, судорожно писать в записной книжке все, что приходит в измученный ум, надеясь, что это поможет справиться с диким приступом отчаяния и тоски. Страница уже насквозь вымокла, чернила расплылись. Не от дождя. От слез.
Она писала неровными каракулями, как сумасшедшая, изредка прерываясь, чтобы справиться с потоком рыданий. Нельзя, чтобы кто-то услышал их, нельзя… Хорошо, что она одна в палатке, но если кто-то пройдет мимо? Да плевать на всех, пусть слышат, как ей плохо. Все равно осталось недолго…
В плеере – песня группы «Ксандрия», «So you dissapear». Она заслушала эту вещь «до дыр» и раз за разом нажимала на повтор, чтобы услышать тот припев, который словно создан для нее.
«Я мечтала, словно дитя,
О сказочных принце и принцессе…
И теперь ты исчезаешь».
Она так и переводится – «Ты исчезаешь». Эту песню она сама переводила и удивлялась, насколько западная мелодия созвучна ее нынешнему состоянию. Прослушивая партию ударных и клавишных, она сливалась с хрипловатым женским голосом и вспоминала. Вспоминала, как он впервые подошел к ней. Как он заботливо спросил, не голодна ли она, и предложил какой-то пряник – наверняка нечто дешевое, походное, из обычного магазина. Но тот пряник показался ей самым ценным подарком в ее жизни. Она отдала бы все, лишь бы вернуть тот момент, лишь бы переживать его раз за разом… Он называл ее «моя милая волшебница», и эти слова были самыми дорогими из всех, что она когда-либо слышала. Он заботился о ее самочувствии, беспокоился, если она надолго куда-то пропадала… Ей так казалось. Нет-нет, она свято верила в это – он действительно беспокоился и заботился о ней, как никто другой! Как отец, если бы он был у нее, как… Как самый близкий человек. Самый прекрасный человек в мире. Да что тут говорить – ей в жизни не встречались столь красивые люди! Глубокие карие глаза, черные волнистые волосы до плеч, правильные черты лица. Ему удивительно шла черная одежда, в ней он казался магом – такими она себе магов представляла. Он мастерски фехтовал и играл на поперечной флейте, он обладал мелодичным голосом и какими-то неуловимыми, таинственными чарами. Она все время представляла, как они вместе кружатся в быстром вальсе – она умела танцевать вальс, и он бы наверняка восхищался, как она плавно и красиво движется под музыку! Под песню – «So you dissapear». Их отношения можно было бы описать словами из этой песни. «Я слишком сладко замечталась, и теперь ты исчезаешь…»
Наверно, она сама виновата. Он прямо спросил ее, а она ответила отказом. Он не стал настаивать – поступил по-рыцарски. Она не смогла согласиться, хотя очень хотела этого. Но ведь у нее был уже молодой человек, только любви между ними не было. Он говорил, что любит ее, а она попросту принимала эти слова, но не отвечала взаимностью. Но и не расставалась с ним – надеялась, что все произойдет само собой. Как-то их дорожки случайно разойдутся, не будет ни выяснения отношений, ни обид, ни уговоров. Лучше, если б он сам предложил расстаться. А она бы согласилась. Но сказать первой – нет, она же поступит некрасиво по отношению к нему! Но… любит она другого.
А тот, другой, – он не стал ее добиваться. Получил отказ и не расстроился, ни капли. И уже в тот же самый день, вечером, пока дождь не начался, сидел у костра с другой девушкой. Она даже не помнила, кто был помимо них. Да какое это имеет значение! Только два человека завладели ее вниманием – он и девушка в роскошном платье на манер одежды китайской – или японской – придворной дамы. Эту девушку она давно знала, они неплохо общались. Ее все звали Леночкой – уменьшительно-ласкательно, потому что она казалась такой нежной и хрупкой, что никому и в голову не пришло бы назвать ее иначе. Вот с этой Леночкой он и беседовал, периодически дотрагиваясь до ее волос и рук. А она не возражала, несмотря на то что знала: он приехал в лес не один! А отвергнутой «милой волшебнице» ничего не оставалось, кроме как сидеть у костра и надеяться, что за его пламенем никому не будет видно ее лица.
