Вот уже третий день у меня сильно болело сердце.
Нет, это была не ноющая боль под лопаткой, к которой я за долгие годы уже привык, а такая, от которой отнималась рука, а в душу вселялся страх смерти, причем скорой.
Я не мог даже толком вздохнуть. Дышал, как рыба на песке, часто и не глубоко.
Я знал, понимал и чувствовал, что на этот раз с моим сердцем творится что-то серьезное. Но текучка и кажущаяся важность дел обманывали страх, и я махал рукой водителю: «Дальше», проезжая мимо больницы.
К вечеру же в грудь слева будто длинный штырь вогнали.
Лифт, как и прежде, вздрогнул, остановившись на моем восьмом этаже. И если раньше конвульсии лифта вызывали лишь раздражение, то сегодня от толчка даже сперло на несколько минут дыхание.
Жена спросила, как я себя чувствую, и ушла укладывать детей.
Я стряхнул с шапки снег, снял пальто, пиджак. Умылся, разделся и сразу лег в постель.
Под одеялом сердце немного успокоилось, и я стал засыпать, но почему-то без сна.
Утром проснулся рано. Сон приснился какой-то странный: будто у меня опухоль в голове.
Откинул одеяло. Сел на край кровати. Сердце работало как новенькое – никаких болей.
Солнце едва тронуло вялым светом воздух в окнах комнаты, и от этого все, что меня окружало, казалось каким-то нереальным.
Я встал. Потянулся, подошел к окну.
За окном была весна.
Я глубоко втянул в свои легкие насыщенный, будоражащий запахами воздух и удивился: под окном не было наших старых ветвистых тополей.
Вначале мелькнула мысль: «Это кто же умудрился за ночь срубить таких великанов? И причем без шума. И в холода. – И тут меня словно ледяной водой окатило. – Стоп, когда я засыпал, была зима. Почему же сейчас весна? И где, в самом деле, тополя?»
Для верности я распахнул окно и даже перегнулся через подоконник.
Весна – на улице была весна. И никакими деревьями под моими окнами ни в каком смысле и не пахло. Не было видно даже пеньков, вместо них глаз ласкали газоны с молодой сочной травкой.
Конец ознакомительного фрагмента.
