МНЕ ХОЧЕТСЯ ПОСВЯТИТЬ ЭТОТ РОМАН МОЕЙ ПОСТОЯННОЙ ЧИТАТЕЛЬНИЦЕ ЛЮДМИЛЕ…
С этой очаровательной женщиной я познакомилась на своей презентации, и она пустила меня в свою душу. Она рассказала мне о том, о чем не могла рассказать никому из своих близких. Она поведала мне про то, как она училась любви, как она обжигалась, падала, вставала с колен и не переставала верить в то, что любовь где-то есть. Она рассказала мне свою исповедь, показала дневник и разрешила прочитать неотправленные письма. Она хотела освободиться от той лжи, которая навалилась на нее в последнее время и с которой ей было тяжело справиться и уж тем более праведно жить. Временами она была похожа на негатив – под белым я всегда находила черное, но временами я видела слишком много «непроявленных снимков», которые мне самой пришлось «проявить». Мы обе пытались переставить некоторые фигуры в прошлом, но на шахматной доске времени обратных ходов нет и никогда не будет.
Людмила думала, что я пишу от первого лица по той причине, что пишу о себе, но это не так. Я, как и прежде, пишу от первого лица, но эту книгу я пишу о ней. К сожалению, мне довелось познакомиться с Людмилой, когда она уже была морально опустошена, когда ее лицо уже ничего не могло выражать, кроме душевной боли, а в ее глазах уже не было ни горения, ни бунта. И все же я благодарна ей за то, что она нашла в себе силы довериться мне, потому что к тому моменту, как мы стали общаться, у нее уже ни на что не осталось сил. А еще она разрешила не менять в этом романе ее имя.
Сидя в кафе за столиком напротив Людмилы, я всматривалась в ее лицо и видела перед собой лицо обреченного и несчастного человека. Она пыталась найти причины, почему она так несчастна и одинока, и приводила самые различные. Например, говорила она, такое с ней произошло, потому что она женщина, а это значит, что с самого рождения она уже обречена на заведомую несправедливость, так как она родилась в неблагополучной, по ее словам, стране, которая перевернулась вверх дном и где уважение к женщине – понятие неустойчивое, а слово «долг» уже давно потеряло свой смысл.
Она призналась мне в том, что она уже давно не ощущала вкуса жизни, что она вышла замуж за человека, который когда-то ее жестоко предал, но она попыталась его простить. Простить она все же смогла, а вот забыть про предательство у нее не получилось, и она вступила в семейную жизнь с болью, которая подтачивала ее изнутри. Чем дольше она живет со своим мужем, тем все больше и больше теряет саму себя, потому что уже давно закрывает глаза на его многочисленные измены. Она со слезами на глазах вспоминает то время, когда была по-своему счастлива, вольнолюбива, интересна сама себе и тем, кто был рядом. Она уже привыкла к той мысли, что больше не принадлежит себе, что она стала слишком покорной и теперь ею движет безграничное подчинение. Она рассказала мне о том, как она одинока: близкие далеко, муж – чужой человек, а впереди пустота.
Я всматривалась в ее бледное лицо и видела, что эта женщина уже почти на грани. Она не ищет себе оправданий, она медленно, но верно продвигается навстречу беспощадному одиночеству, слишком рано думает о смерти и сожалеет о том, что не смогла урвать у жизни хотя бы маленький кусочек счастья. Я чувствовала горечь, слушая рассуждения молодой и интересной женщины о том, что смерть – это спасение, потому что с ее приходом исчезает ответственность за жизнь.
А я… Я всего лишь рассказала ей о себе и о том, что я каждый новый день воспринимаю как благо. Я помогла ей посмотреть на мир не глазами женщины, живущей на последнем вздохе, а глазами женщины, у которой все еще впереди, которая не имеет морального права говорить, что у нее все сломалось внутри, что у нее нет сил, и которая будет бороться, несмотря ни на что, потому что, если человек не захочет помочь себе сам, ему никто не поможет.
В кафе зашел бродячий музыкант, заиграл и запел надорванным голосом. Мы рассмеялись и попытались услышать музыку в себе, ту, которая играет на струнах нашей души. Из кафе можно было рассмотреть потрясающий вид на город. Мы, как завороженные, смотрели на красивый пейзаж, и я говорила Людмиле о том, что нужно, чтобы душевная боль отошла на второй план. А нужно – быть жадной до жизни. Вот мне, например, так хочется жить, так много необходимо сделать и еще столько всего успеть совершить…
