– Если у человека есть толстые счета в разных банках, то все его гадкие поступки считаются милыми шутками.
Женщина, которая произнесла эту фразу, тихо всхлипнула и положила на свою тарелку очередной кусок торта, который испекла Сюзанна.
– Несси, вам сегодня на обследование, – осторожно напомнила я.
– О-о-о! – простонала гостья. – Дорогая Фрося[1], – ох, прости, Евлампия, – не напоминай обо всем ужасном, что ждет бедную во всех смыслах слова Агнессу.
Но я решила договорить:
– Доктор предупредил, что надо сдать анализ крови.
И услышала в ответ:
– Боже, Боже, это так невыносимо больно! Страшно! Ужасно! Потом несколько месяцев рука не шевелится!
Киса, приоткрыв рот, послушала наш диалог и задала неожиданный вопрос:
– Тетя Несси! А что вы хотите?
Женщина посмотрела на девочку.
– Детка, мне непонятен твой вопрос.
Кисуля улыбнулась.
– Вот я, когда мне надо в поликлинику, за день до похода туда всегда начинаю плакать, говорить, как мне будет больно. А на самом деле ничего страшного и нет. Кровь, конечно, неприятно сдавать, но комар хуже кусается. Но я ною, рыдаю, и мне на обратном пути что-то за посещение врача покупают. Сейчас мечтаю о кукле, которую можно научить говорить. Но пока здорова, ничем не болею. А вам чего охота?
– Кисонька, – быстро заговорила я, – тебе не кажется странным, что Македонский в комнате отсутствует?! Все собаки и бенгалы здесь, а самого большого кота нет. Вдруг его случайно опять в кладовке заперли? Проверь, пожалуйста!
Девочка вскочила и убежала.
Несколько секунд в столовой царила тишина, потом Агнесса повернулась ко мне.
– Фросенька, то есть Евстафия, понимаю всю шаткость моего положения в твоем роскошном особняке. Очень жаль, что произвела впечатление корыстной особы! Но! Состояние моего здоровья ужасно. Надежды на то, что врачи поставят правильный диагноз, почти нет, но я стоически терплю свой недуг. Сегодня впервые расслабилась, позволила себе откровенность, призналась, что боюсь уколов. Но не питала надежду получить даже самый скромный, простенький, копеечный подарочек за свои нестерпимые моральные и физические муки. У нас в городе есть лишь полуграмотный фельдшер, бабе, наверное, двести лет. От всех недомоганий она прописывает касторку. Обещаю тебе, Фрося, то есть Екумения: как только узнаю правильный диагноз, в ту же минуту уеду и…
Голос Агнессы задрожал, женщина положила себе еще один кусок торта, вскочила и резко убежала, не забыв прихватить посуду со сладким. Я осталась в столовой одна.
Кто такая Агнесса, как она оказалась у нас? Десять дней назад нам в дверь позвонила женщина, а когда я открыла, она огорошила меня заявлением:
– Дорогая моя, я твоя родная тетя Агнесса!
В моей памяти засуетились обрывки детских воспоминаний. Вот мама привела меня из музыкальной школы домой. Не успели мы открыть дверь, как в холл вышел папа. Вот уж удивление – отец в это время всегда был на работе! Далее день пошел по непривычному плану. Меня отправили в детскую и туда же принесли ужин. Дверь в столовую была плотно закрыта. То, что в доме находится какой-то посторонний мужчина, я поняла сразу: на вешалке висело чужое пальто. Меня охватило горячее любопытство, и я отправилась в туалет.
Наша семья жила в доме постройки середины пятидесятых годов двадцатого века, а в таких домах санузел всегда примыкает к кухне. Мама сделала перепланировку, убрала стену между одной комнатой и кухней, получилась большая столовая. И у этого помещения была одна особенность, о которой, похоже, не знало старшее поколение. Если затаиться в туалете, то прекрасно слышны все разговоры в столовой, потому что в стенах под потолком сделаны вентиляционные отверстия. Когда мама тщательно закрывала дверь в бывшую кухню, я сразу понимала, что сейчас у родителей случится очень важный разговор, и живо оккупировала туалет. Как правило, взрослые обсуждали финансовые вопросы, порой папа сообщал о проблемах на работе. Родители любили друг друга, никогда не ссорились, они умели разговаривать. Криков, скандалов, битья посуды у нас не было.
Лишь один раз мама вышла из себя, ударилась в истерику. Это случилось в тот день, когда на вешалке вдруг появилось чужое мужское пальто. Я испугалась, услыхав, как она сердится на папу.
– Нет, нет, нет! Не желаю ее видеть!
Муж попытался успокоить жену:
– Послушай, малышке еще трех лет нет. И она твоя сестра.
– У нас разные мамы! – повысила голос моя мама. – Отец на старости лет ума лишился! Он с тех пор не отец мне! Екатерина убила мою мамочку!!! С какой стати папаша заявился к нам?!
Я застыла на унитазе. Чем дальше длился диалог старших, тем страшнее мне становилось.
Я росла без бабушек и дедушек. Один раз спросила у мамы, где ее родители, и услышала в ответ:
– Они рано умерли.
Мне стало очень жаль маму. Наверное, не следовало продолжать эту беседу, но любопытство оказалось сильнее сострадания. Я захотела выяснить, кем были мои родственники, которых я никогда не видела. Мамочка отделалась простой информацией:
– Моя мама, Анна Николаевна, – звезда театра оперетты, плохо ее помню. Она умерла, когда мне шесть лет исполнилось. Папа Петр Федорович – дирижер, он тоже рано скончался.
