Всё, что общеизвестно – неверно.
Оскар Уайльд
Яна стояла на берегу пруда на Елагине острове и смотрела на воду цвета хаки.
На гладкой воде плыли утки.
Обычные, серовато-рябые – утки; серо-коричневые с зелёной головой – парни уток: селезни, их головы на солнце отливали изумрудом, а когда селезни скользили в тень нависающих веток – головы становились малахитовыми. Яна невольно залюбовалась – и тут же отогнала эту смутную добродушную мысль: нет уж!
Горевать – так горевать!
И спалить все мосты!!
И все свои флотилии – напалмом!!!
И нет дороги назад…
Не нужна – так не нужна!
Никому!!
Ну и не надо!!!
С готовностью лёгких фонтанчиков на глазах нависли слёзы. Но пустить их в ход не удалось: мимо по песчаной дорожке шёл прохожий, и Яна гордо удержала слёзы втуне.
Отломила ещё кусочек засохшего миндального печенья и бросила уткам. Кто-то из них поймал; помотав клювом, сполоснул в воде на всякий случай, и затем уж проглотил.
Вот удоды, – подумала Яна про магазин, где двадцать минут назад купила три большущих миндальных печенья в магазинной упаковке, – а печеньки оказались засушенными. И магазин же – посреди Крестовского острова, не где-нибудь, и дата расфасовки – наисвежайшая.
И следующий кусочек, побольше, отправила себе в рот.
У некоторых птиц по крыльям шла двойная яркая полоска – синяя с белым, как лампас; спортсмены, что ли, – горько подумала Яна.
И тяжело вздохнула.
И пошла в кино – здесь рядом: через мост с Елагина острова на материк, т. е. Старую Деревню, потом под проспектом по подземному переходу – и вот уже торгово-развлекательный центр.
В кино – пустой зал, и даже никто не шуршит и не хрустит – некому.
Ну, ещё бы: понедельник, утро, весна. Надменная девушка за компьютером молча продала билет.
А Яна – смотрела на экран, то раскрыв рот, то глотая слёзы: о своём, о девичьем.
Эффектно, конечно… Но как-то слишком жестоко.
Да и вообще – чего им надо? Всё что-то делят-воюют, убивают друг друга, руки-ноги, муляжи, ясное дело, и малиновый сироп, но всё равно неприятно. Брр и фу…
И эта жуткая женщина – всё чего-то домогается его, а он её ни во что не ставит; ну, так и отстала бы уже от парня… А женщина реально жуткая, кто ж такую захочет.
…Кругом скалы, мрачные и неприступные, а внутри – море.
А на море – корабли.
Огромный флот персов – и небольшая флотилия греков.
300 спартанцев, зажатые в страшные тиски.
Скалы, враги…
И – огонь!
Горящее море.
Горящие корабли.
Горящая душа!..
Яна не успела разрыдаться – ещё бы миг, а в отблесках и грохоте кинозала никто и не увидит, да и видеть некому…
В кармане куртки заиграл смартфон.
Увидела надпись и номер на экранчике: ага! Спохватились…
А сердечко аж подпрыгнуло радостно!
Вышла из зала, думая по пути: если звонок прекратится – вот возьму и не перезвоню!
Но звонок не прекращался, она успела ответить.
– Ты где? – строго-добродушно-спокойно спросили в трубку.
Она шмыгнула носом: – В кино.
– Хорошо, молодец, – похвалили там.
И дружелюбно уточнили: – А к поступлению ты готовишься?
– Угу, – буркнула она.
И прерывисто вздохнула.
– Всё так же пока в колледже у себя живёшь?
– Да, – соврала она.
– Ну, хорошо, – зная правду, вздохнули на том конце: – Но ты звони, хорошо.
– Да, конечно. Спасибо.
– Погоди, так ты, что, опять тренироваться начала?
– Нет.
– Ну, давай, тогда пока, а то мне вот тут уже опять звонят. Хорошо? Созвонимся, – сказали ей, но всё же отключаться не спешили…
Она выждала десять секунд – и первой нажала на красный кружок на экранчике.
Если там сказали, что звонят – значит, правда, звонят, и к тому же у них куча дел, как всегда. Великие Дела.
Сунула смартфон обратно в карман.
Сквозь огромный витраж окна торгово-развлекательного центра сочилось солнце.
Яна почувствовала, что успокаивается.
Это хорошо, конечно, когда родственники великие психологи…
И, вообще, конечно, хорошие, и ещё какие, – почтительно и благодарно подумала она; в душу тихонько вливалась нежность…
И тут же спохватилась: а как же демарш?
И – общая концепция «никому не нужна»?..
Решила вернуться в тёмный зал, досмотреть мрачную киношку.
Села посреди пустого ряда, на выбор. И снова воззрилась на экран.
На экране главный герой как раз в этот миг категорически отказался – тоже в жёсткой манере – от дальнейшего общения со злобной тётенькой. И исчез.
– Ну, то-то, – удовлетворённо подумала Яна, – конечно, злобная фурия плоха во всём, во всех смыслах и отношениях.
В кармане снова зазвонило. Опять родственник, другой, и тоже солидный.
И после этого разговора тоже полегчало.
Постояла недалеко от входа в кинозал – но всё же вернулась в грохот и темноту.
Едва воссела посреди другого свободного ряда, на выбор, на экран стали наползать титры.
Облегчённо выдохнула и потопала на выход.
Позвонила брату; тот позвонил капитану и своим друзьям, она их тоже знает, хорошие люди. Капитана попросили: пусть, мол, она поживёт на яхте, никому не помешает, там же всё равно никого нет. А ей – надо.
– Ну, хорошо, пусть поживёт, конечно, – согласился кэп: – Но только яхта сейчас в другом яхт-клубе, отдалённом.
