Тель-Авивский медицинский центр Сураски, родильный дом «Лис»
– Он опять остановился! Мамочка совсем прекратила рожать! – акушерка Татьяна Будлов излишне нервно вскрикнула, что не понравилось доктору Вересу. Опытный специалист и сам увидел, что у пациентки вдруг прекратилась родовая деятельность, хотя поначалу все шло удовлетворительно: после тщательного обследования было решено проводить вагинальные роды, и роженице сделали эпидуральную анестезию. Однако что-то пошло не так, и теперь доктор понимал, что придется делать экстренное кесарево сечение.
Не дай бог будет гипоксия мозга, и ребенок задохнется в родовых путях – страшно даже представить последствия этого для всех, в том числе и для репутации крупнейшей клиники Израиля.
Как правило, родовое разрешение посредством оперативного вмешательства не происходит спонтанно, решение о его необходимости принимают заранее, тем более такие профессионалы, как доктор Верес.
Не раздумывая долго, хирург приказал:
– Готовим операцию!
Уже через несколько мгновений доктор Верес разрезал живот роженицы по предлобковой складке, ловко рассек стенку матки, извлек через эти разрезы на свет божий новорожденного и передал того на руки медсестре. Малыш закричал.
+++
Молодая мама Ева Барак тихо плакала в послеоперационной палате, ее мутило и подташнивало после наркоза и получасового зашивания разреза. «Шов, конечно, сделают косметический… Но ведь он есть! – крутилось у нее в голове. – Почему мне говорили, что осложнений не будет, все пойдет по плану? Неужели это я такая нездоровая… или врачи плохо отнеслись к своей работе?».
Ева взяла себя в руки, вытерла слезы. «Надо радоваться, что с малышом все в порядке, в конце концов! И надо быть сильной и мудрой, не сопротивляться тому, чему противиться невозможно», – решила она и выпила теплой воды. Затем девушка по привычке полезла в интернет, включив в голубоватом полусумраке палаты свой смартфон. Нашла интересующую ее информацию.
Оказывается, чуть ли не со времен вымирания неандертальцев постепенно умнеющее человечество училось принимать роды посредством рассечения живота матери в случаях, когда женщина не могла родить естественным путем. Повитухи испокон веку умели с разной степенью ловкости рассечь не только живот роженицы, но и ее матку, после чего было нетрудно вынуть плод.
Однако на этом все хорошее в данной истории заканчивалось, поскольку – и Ева это хорошо уяснила для себя – белое рано или поздно уступает место черному, Бог невозможен без Дьявола, Свет – без тьмы Космоса, а радость обязательно сменяется горем или разочарованием. Диалектика. Единство и борьба противоположностей.
Вот и здесь так случилось, что люди нивелировали свое умение спасать кесаревым сечением детей. На протяжении тысячи лет радость спасения дитяти разрушалась дурным суеверием принимающих роды повитух и хирургов, пребывающих в уверенности, что матку зашивать нельзя. Да, за всю историю человека разумного были спасены сотни миллионов младенцев, но при этом погибло ровно столько же рожавших матерей. Даже когда изобрели анестезию, из-за этой медицинской дикости в людских головах кесарево сечение приводило к поголовной смертности рожениц.
Так Свет умения бодался с Тьмой суеверия до той поры, пока немецкий врач, акушер и гинеколог Макс Зенгер не взял и не зашил матку впервые в истории. Случилось это в 1882 году от Рождества Христова. С тех пор, как Зенгер добился возможности сохранения женской матки при кесаревом сечении, недолгая операция под наркозом почти не несет риска для рожениц.
«Как поздно к нашему людскому роду приходят те самые озарения, которые потом, с течением времени, становятся рутиной, и все удивляются: а разве когда-то было иначе? А разве мы так поздно додумались до столь очевидного прогресса? И почему?» – подумала, отложив смартфон на прикроватную тумбочку, молодая мама.
…Ева вздохнула, вдруг почему-то вспомнив последний свой сон перед днем родов. Тогда она летела над океаном, вытянувшись в струну с выпиравшей вниз полусферой – животом. Давя на ушные перепонки диким воем за ней вырастал страшный гриб взрыва, а потом она попала в некий огромный ангар, населенный уродливыми людьми, тянущими свои руки с длинными корявыми пальцами к ее животу, где сильными толчками давал о себе знать ее сыночек…
«К чему бы присниться такой чуши?» – удивилась Ева, но отогнала от себя мрачные воспоминания. Ей принесли покормить новорожденного сына. Мать нежно поцеловала влажное темечко ребенка и начала успокаиваться – в конце концов, и дурные сны, и шрам на животе ничто в сравнении с тем, что у нее есть теперь ее маленький, любимый…
«Как же его назвать… уже все мозги поломала… Мама, когда еще жива была, на будущее просила для ребеночка имя Давид выбрать, в честь деда. А что, пожалуй, неплохое имя, да и дед заслужил такую память о себе».
Ева приняла решение и даже повеселела, а заглянувшей к ней в палату акушерке Татьяне Будлов сказала: «Спасибо за все», хотя та начала горячо оправдываться и рассказала, что в эту ночь по всей клинике пришлось делать экстренные сечения, и
