Я – тот, кто сейчас не является человеком. Я – некто, обреченный навечно быть прикованным к этому месту, с его обшарпанными стенами, полуобвалившейся штукатуркой и выбитыми окнами, но так было не всегда, ведь пару лет назад…
Стояла поздняя осень: последние желтые листья облетели с деревьев, оставив леса и парки мрачными и голыми, а в школах России, вовсю шло обучение юных граждан великой страны.
Увы, но все воспитание молодежи было отдано на откуп семьям, которые, занятые зарабатыванием денег, не шибко беспокоились о моральном облике своих чад.
Те же, в силу возраста и юношеской бесшабашности, «отжигали», как могли: кто дрался, кто бил окна, кто постарше, крутил с одноклассницами, меняя партнерш, как перчатки, кто начинал пить, курить и употреблять различные вещества.
Но были и другие: отморозки, сбивающиеся в мелкие стаи человеческих шакалов, и вынюхивающие добычу на вечерних улицах городов.
Однажды, не повезло нарваться на них и мне…
Я возвращался с обычной, музыкальной школы, что располагалась на другом конце района города. Да-да, вы угадали – я типичный представитель мема про «ботаников» и «гопников».
Щуплый и маленький, я никогда не обладал горой мышц, зато Мать-природа оделила меня недюжинным интеллектом и поразительной ловкостью.
Так вот, иду, я после обеда в воскресенье домой, помахивая папкой с нотами… Стоп, а почему иду? Да, просто все – опоздал на трамвай и не захотел ждать следующего, решив прогуляться пешком, сократив путь через территорию заброшенной лет восемь назад, городской больницы.
Это-то меня и подвело…
Я нырнул в дыру, проделанную в незапамятные времена в ржавых прутьях ограды, надеясь скостить путь в другой конец квартала.
Шум улиц остался позади, и меня обволокла жутковатая тишина, изредка прерываемая стуком ветвей больничных деревьев, да шелестом опавших листьев, багряно-желтым ковром, устилавшими землю.
Я аккуратно, стараясь не поскользнуться на отмершей одежде деревьев, потопал по еле заметной тропке к огромному, пятиэтажному, кирпичному зданию – главному корпусу заброшенной лечебницы.
Кругом царило запустение: к унылому, осеннему пейзажу присоединились полуразрушенные подсобные здания и покосившиеся фонарные столбы.
Да, поистине, – мерзость запустения! Сквозь низкие, серые облака, серебряным кружком проглядывало Солнце, освещая рассеянным светом раскиданный между деревьями и зданиями мусор и жирных, черных воронов, вальяжно расхаживающих в поисках еды.
Одна из птиц уставилась на меня неожиданно умным, угольным глазом и, внезапно, оглушительно каркнула.
Я подпрыгнул от неожиданности и погрозил ворону кулаком. Тот лишь презрительно отвернулся и поскакал на лапах прочь.
Я шел, постепенно приближаясь к основному корпусу больницы, рассчитывая обогнуть его и выйти к главному входу, откуда до конца квартала было рукой подать.
С неба заморосил мерзкий, холодный дождь, пытаясь своими липкими щупальцами проникнуть под одежду и коснуться моего тела.
Я втянул голову и, подняв воротник пиджака, поспешил к цели.
Именно поэтому я не услышал, на свою беду, пьяного гогота мелких гопников, укрывшихся от дождя под козырьком одного из входов в больницу.
Пьяная компания сидела на корточках под жестяным навесом в служебное помещение.
Их было четверо: все в неизменных спортивных костюмах и кепочках, шакалы пили пиво, пуская баклажку по кругу и лузгая семечки, сплевывали шелуху себе под ноги.
Один из парней заметил меня, и толкнул локтем другого – коренастого крепыша с цепким и наглым взглядом.
Тот увидел меня и, встретившись со мной глазами, ощерился во все свои 30 зубов.
– Э, ты, сюда подошел! – сплюнув, крикнул крепыш и грязно выругался.
Компания дружно и пьяно загоготала.
Я сделал пару шагов к гопникам, а затем резко рванул в сторону. Я понимал, что шансов у меня не так уж и много, но они, все же были, а попадаться пьяным шакалам, в месте, где людей не видели уже несколько лет, мне явно не стоило.
Адреналин, ярость и страх бушевали в моих венах, сердце бешено стучало, легкие жадно заглатывали воздух, пока я бежал.
Позади слышался тяжелый топот шакалов и пьяное улюлюканье – зверье вышло на охоту, даже не в ночное, а в дневное время.
Мелькали стены лечебницы из красного кирпича, деревья, давно не работающие фонарные столбы.
Мой план был прост – добежать до главных ворот территории и выскочить на улицу, но…
Но, когда я обогнул-таки, здание, оказалось, что никаких ворот нет!
Сквозь морось дождя, виднелся лишь глухой, бетонный забор, перелезть через который не было никаких шансов.
Я заметался перед входом в больницу, и, наконец, краем глаза заметил приоткрытую, облезлую дверь приемного отделения.
Недолго думая, я рванул в приемник, захлопнув за собой дверь, да так, что со стен полетела штукатурка…
Я оказался в полутьме коридора, освещаемого лишь сквозь толстые, запыленные окна. Остро пахло больницей, запустением и еще чем-то, неуловимо мерзостно-приторным…
Прямо от меня виднелась большая, двустворчатая дверь, чьи стекла были заклеены бумагой, слева был небольшой кабинет, а справа – располагался грузовой лифт и лестница, ведущая на верхние этажи.
