Утром, когда снимали лагерь, предстоящий сегодня дневной переход представлялся не слишком изнурительным и затяжным. Неширокое русло замершей и засыпанной снегом реки, прорезая густой лесной массив, плавно поднималось к подножию длинного белоснежного хребта, тянущегося с севера на юг насколько хватало глаз. Вдали, на подходах к хребту лес заметно редел и там, где начинались крутые склоны, резко обрывался. С места предыдущей ночевки все казалось таким близким, что Олег задумался о возможности устроить сегодня полудневку, или, наоборот, засветло пройти перевал и заночевать уже на той стороне. Но подъем, почти незаметный на глаз, зато долгий и непрерывный, быстро выматывал своей тягучей монотонностью; снег оказался неожиданно глубоким, а не стихающий встречный ветер словно упирался в лицо ледяной ладонью, нудно выл в ушах, закручивал и швырял под ноги маленькие снежные смерчи. И сейчас, когда низкое солнце почти коснулось хребта, окрасив снег на склонах в насыщенный розовый цвет, а значит – светового дня оставалось не более полутора часов, и пора было искать место для ночевки, Олег понял, как сильно недооценил утром сложность перехода.
Сегодня весь день он тропил бессменно; при каждом шаге лыжи скрывались под снегом полностью, вместе с загнутыми носками, оставляя за собой две прямые глубокие борозды с мгновенно осыпающимися краями. Татьяна, которая поначалу периодически порывалась подменить мужа, давно оставила эту затею, сейчас тяжело шла в нескольких шагах позади, и ее ритмичное, с легким хрипом дыхание заставляло Олега то и дело окидывать быстрым взглядом окрестности в поисках подходящей поляны.
Они подошли уже так близко к склонам хребта, что пересекли контрастную границу отбрасываемой им тени. Лес по обоим берегам реки заметно поредел, стали чаще попадаться поваленные ветром деревья. Олег остановился, чтобы подождать Татьяну и тут же зябко поежился: влажное от пота термобелье мгновенно прилипло к коже, неприятно холодя разгоряченное ходьбой тело. Догнав мужа, Татьяна молча встала, шумно выдохнула, слегка нагнувшись, оперлась плечами на воткнутые в снег палки.
– Устала?
– Нормально. – Высвободив правую кисть из темляка лыжной палки, она стянула покрытую блестящим инеем варежку, высморкалась в снег, с трудом распрямилась, рывком подтянула стропы плечевых лямок рюкзака. – Коленка левая побаливает чего-то. Терпимо, но неприятно.
– Давно?
Олег почувствовал легкий укол беспокойства: в этих краях, где до ближайшего человеческого жилья мог оказаться не один день пути, любые сложности со здоровьем, тем более влияющие на способность двигаться, грозили обернуться серьезными проблемами.
– Как утром вышли, часа через два началось. Да ерунда это, я же говорю – терпимо.
– Ладно, коленку твою посмотрим в палатке. Все равно пора стоянку искать – стемнеет скоро. Ты побудь здесь пока, – сказал он, скидывая рюкзак, – а я сгоняю налегке вон к той кривой сосне, там, вроде, полянка многообещающая проглядывается.
Поляна оказалась вполне подходящей: толстый рассохшийся ствол почти посередине после удаления оставшихся веток мог быть использован в качестве скамейки, окружение из невысоких, но довольно густых елей создавало хоть какую-то защиту от ветра, и, самое главное, вокруг было много сушняка, что сразу снимало проблему поиска дров. Как обычно, на полное обустройство лагеря ушло около тридцати минут. Обязанности каждого, так же как и последовательность их исполнения были четко распределены, и к наступлению сумерек на обжитой поляне все оказалось готово для неспешного ужина и долгожданного сна: в палатке, поверх ковриков были расстелены два состегнутых друг с другом для дополнительного тепла спальника; распотрошенные полупустые рюкзаки укрывались от возможного снегопада в свободном тамбуре; над ярко пылающим костром висели два небольших котелка, из которых выглядывали горки плотно утрамбованного снега; рядом с поваленным деревом прямо на снегу лежала пластиковая разделочная доска, выполняющая функции стола, и на ней оказались заранее выставлены по паре одинаковых алюминиевых кружек и мисок.
Был конец марта – на Приполярном Урале время, когда весна может лишь робко заявлять о себе короткими дневными оттепелями, но ночами мороз нередко доходит до тридцати градусов. Вот и сейчас с наступлением темноты начало быстро холодать. Ясное, усыпанное звездами небо стали постепенно затягивать выползающие из-за горного хребта тучи. Ветер, мешавший идти весь день и вроде бы стихший к вечеру, вновь погнал мелкую колючую поземку, зашевелил ветки елей, весело заиграл пламенем костра.
– Ночь, похоже, холодной будет. И ветер этот опять… – Татьяна зябко поежилась, плотнее кутаясь в толстый пуховик. – Слушай, давай поедим здесь, а чай пить пойдем в палатку.
– Как скажешь, – ответил Олег, – кстати, посмотри воду, макароны не пора сыпать?
Ужинали молча, – оба слишком устали сегодня, обоим хотелось поскорей покончить с заправленными тушенкой макаронами, выпить в палатке по кружке горячего чая и залезть в широкий двойной спальник.
Одев варежку-прихватку, Олег снял с установленной на двух рогатинах палки котелок с чаем, чтобы отнести его к палатке. На мгновение замер. Аккуратно поставил котелок на землю у костра, неторопливо выпрямился и с видом человека, пытающегося что-то разглядеть или расслышать, стал всматриваться в черноту леса за спиной Татьяны. На ночном морозе деревья время от времени издавали сухие, похожие на удар хлыста щелчки; когда случались порывы ветра, стволы под их воздействием слегка раскачивались с тихим протяжным скрипом, но ритмичный шелест приминаемого снега в сочетании с треском потревоженного кустарника сразу выделился из привычных лесных звуков.
